заменить им все рукописные.
— Был такой разговор. Господин фельдмаршал, чьей властью и был сотворен этот документ, давно хотел произвести в войсках замену, но война вмешалась. Есть вещи куда важней, но я, пожалуй, поговорю с теми, кто может принять такое решение. Еще чего скажешь?
— Мушки бы надо на ствол фузейный наклепать.
— Это еще что за напасть?!
— Чтобы огонь прицельный вести, в белый свет не палить и пуль попусту не расходовать, — сказал я и не поленился пояснить на рисунке.
— Делов-то, навел на супостата, да пали. Ежели он далеко, выстрел твой пропадет, ну а как подле тебя будет, мушка без надобности. Ты харю его всегда разглядишь, без мушки.
— Это сейчас, а я подумываю о том, чтобы прицельный огонь не с двухсот шагов вести, а разика в два-три подальше.
— Так не убьешь никого. Улетит твоя пуля, поминай, как звали, — недовольно сказал Бирон.
— А мы так сделаем, чтобы пуля та как можно далече летела, и урон неприятелю большой наносила.
— Чудите, барон, — фыркнул подполковник.
— Почему же?! Есть у меня задумка с артиллеристами пообщаться. Они в науках сильны и сумеют такую пулю изготовить, что превзойдет нынешние.
Логика была проста: я не химик, при всем желании не смогу ничего сделать с черным порохом, хотя в перспективе работы в этом направлении вести надо. И ученые нужны серьезные, а большой уверенности в том, что я сыщу таковых в нынешней России, нет: Ломоносов делает первые шаги, кругом одни иноземцы, способные быстро передать секреты на сторону в пользу настоящей родины. Так что работы над новым видом пороха отложим до лучших времен.
Переоснащение армии дальнобойными нарезными ружьями обойдется в копеечку, дорогие слишком. Гладкоствольные фузеи обходятся намного дешевле, массовый выпуск налажен, солдаты к ним приучены. В здравом уме Анна Иоанновна и ее министры не пойдут на огромные траты. Получается надо выжать по максимуму из того, что есть, а единственной вещью, которую можно подвергнуть изменению без больших денежных затрат остаются пули, вернее их конструкция. Раз гладкоствольные ружья прослужили в армии аж до Крымской войны, и стреляли, насколько помню из книг и телевизионных передач, гораздо дальше, значит, определенный простор для модернизации существует. Найду хорошего баллистика, пускай поколдует, а где его искать, я для себя решил. Самые подкованные в этом плане — офицеры-артиллеристы. Отношение к ним со стороны остальной братии такое же почтительное, как через сто лет к путейцам. И русских среди них, что немаловажно, хватает. Тогда на какое-то время утечки можно избежать. Понятно, что шпионы будут держать нос по ветру, но они в основном занимаются шпионажем политическим, к России с давних пор укрепилось скептическое отношение: ничего путного они не придумают, эти варвары. Пока суд да дело… Да и к новинкам долго настороженно относятся. Если мы внедрим первыми, другие страны только будут раскачиваться.
Без подводных камней не обойтись, но способы обойти обязательно найдутся. В этом я не сомневался. Дорогу осилит идущий.
Теперь, что это нам дает? Выигрыш в дальности стрельбы — даже если мы увеличим его в два раза, основной наш враг — турецкая конница преодолеет это расстояние за считанные секунды, но и они не будут лишними. Пора учить солдат экономить время, как писалось в одной книжке: главная стрелка на солдатских часах — секундная. Заряжай быстро и четко, стреляй далеко и метко. Пусть каждая пуля найдет себе мишень. Знаю, что турки и татары любители кружить вблизи передвигающихся частей, особенно обоза. Для них будет «приятной» неожиданностью знакомство с дальнобойным оружием.
Выходит, даже из минусов, можно извлечь кучу плюсов. Такая вот высшая математика.
Полностью приводить Бирону свои рассуждения я не стал, но он сразу ухватил идею и целиком проникся. Ему можно довериться, благополучие его семьи отныне и навсегда связано с Россией. Интересы Биронов тесным образом переплелись с моими, и я был несказанно рад. Никто из историков не сумел бы обвинить Густава и его родственников в предательстве страны, они действительно преданно служили империи.
— Мне очень хватили артиллерийского капитана Анисимова, чистого ума, говорят, офицер, — сказал Бирон. — Думаю, он выкажет интерес, а я похлопочу, чтобы его освободили на время от службы и приставили к опытам.
Решив одни проблемы, приступили к другим. Мне откровенно не нравилась солдатская форма, даже гвардейская, из-за полной непрактичности и не приспособленности к нашему климату. А идиотская мода пудрить голову, завивать букли и носить косички, введенная во многом благодаря стараниям самих гвардейцев, раздражала.
Бирон подумывал о том, чтобы сделать мундир новой роты наподобие кавалергардов Екатерины: темно-зеленый кафтан, алый камзол с красным супервестом [16], на котором вышивали золотой и серебряной нитью Андреевскую звезду на груди и двуглавый орел на спине. Драбанты также носили красные штаны в обтяжку, высокие сапоги с раструбами и треуголку с золотым галуном и плюмажем.
Мундир этот считался верхом красоты и роскоши.
Я предложил пойти от противного.
— Давайте начнем не следовать моде, а диктовать ее. Из-за обилия в одежде золота и серебра в Европе нас считают дикарями, которые накидываются на все, что блестит. Нам, конечно, плевать на их мнение, но почему бы не щелкнуть по носу тем же французам, голландцам и англичанам. Пускай они изводят пудру на парики, носят неудобные треуголки, влезают в узенькие штаны, мерзнут в чулочках. Мы изменим форму, сделаем более приспособленной к солдатскому быту и российской погоде.
— И что же вы хотите изменить, фон Гофен, — заинтересовался Бирон.
— Для начала короткую стрижку. Долой букли и косы.
— Хотите уподобить лейб-гвардию мужичью неотесанному?
— Нет, хочу привить чистоплотность телесную. Чтобы меньше насекомых в прическе обиталось, чтобы солдат о службе думал, а не о том, где ему пудры раздобыть.
— Постойте, нижние чины превосходно обходятся мукой.
— Ага, и не спят полночи, пока эта квашня на голове не высохнет. А утром квелые ходят.
— Значит, императрицу о запрете на пудру, букли и прочие излишества просить желаете?
— С вашей помощью, господин подполковник. Меня она слушать не станет, я для нее фигура не выдающаяся, а вот вы донести сумеет. Вас она послушает.
— Скажу вам правду, барон. Я сам нахожу моду эту дурной и противоестественной, но так уж устроен человек: не думает об удобстве своем в угоду всяким веяниям.
— Мода — штука переменчивая. Если ветер подует с нужной стороны, сумеем ее изжить или заменить чем-то более полезным. Если вы, господин подполковник, подадите пример, другие и я, в том числе, охотно к нему присоединятся. Ну, а с фантами всякими постепенно разберемся.
— Я думаю, не на
