— Куда нас везут? — не выдержав, спросил Шибанов.
— Куда надо, туда и везут, — буркнул белобрысый, почесывая нос-картошку. Потом присмотрелся и спросил:
— Слушай, ты мне кого-то напоминаешь. Ты не играл в американский футбол?
— Я играл в хоккей, — сказал Ростислав.
— Точно! — белобрысый обрадованно хлопнул себя по колену. — То-то я смотрю, знакомое лицо! А за кого шайбу гонял?
— За «Нью-Джерси», — Шибанов заставил себя приветливо улыбнуться.
— Точно! — заорал белобрысый. — Ты русский, да?! Шаманов!
— Шибанов, — поправил Ростислав, внутренне сетуя на то, что один из немногих его встреченных поклонников оказался идиотом и расистом.
— Точно! Шибанов! Черт, я помню, как на чемпионате мира вы надрали задницу этим гребаным канадцам! Слушай, я никогда не мог подумать, что увижу такого человека…
Теперь в голосе белобрысого звучало нескрываемое благоговение. Этим нужно было воспользоваться, и Ростислав тут же спросил:
— Тебя-то как зовут, приятель?
— Стив, — расплылся в улыбке белобрысый. — Стивен Шоу. Я-то сам в хоккей не того, но в бейсболе был неплохим бэттером. Однако хоккей люблю. Мы с батей обычно возьмем пивка и смотрим, а мамаша ворчит — делом бы занялись, дескать… Газон там, то-се… А батя ей: «Пошла ты в задницу, Мэри Сью! Мы с сыном хоккей смотрим!».
— Стив, а можно тебя спросить, куда нас везут?
— Да к Мастеру, — тут же ответил белобрысый. — Обычно всех, кто приходит, везут к Мастеру.
— И много народу приходит?
— Когда как. Раньше много было, но их пулеметами отгоняли. Чокнутые лезли, а там разберись поди, кто в самом деле чокнутый, а кто не до конца… Сейчас мало народу приходит, поэтому кого гонят, кого, как вас, пускают в город. А там уже смотрят — пригодятся или нет.
— А почему нас пустили, сэр? — спросила Мидори. Белобрысый замешкался, словно раздумывая, стоит ли здесь с кем-то разговаривать, кроме хоккеиста, но все же ответил:
— Ну, вы не чокнутые — раз. Не бандиты — два, хотя бандитов тоже иногда пускают. И вообще компания у вас занятная, такие велено забирать.
— А ваш Мастер, он не устает беседовать со всеми прибывшими? Дело-то к ночи.
— Мастер никогда не устает и никогда не спит, — сказал Стив Шоу. В голосе его прозвучали страх и почтение. — Он скажет, что с вами делать. Прости, но я больше не могу с тобой разговаривать. Мы подъезжаем.
Грузовичок остановился, и белобрысый коротко сказал:
— Выходим.
Он даже попытался помочь Атике вылезти из кузова, но девушка брезгливо отдернула руку. Шибанов огляделся: грузовичок стоял посередине огороженного каменной стеной двора. Кладка была старой, видимо, какое-то историческое здание; по ней прихотливо вился густой плющ. Возле стены стоял белый «ролсс-ройс», под капотом которого возился человек в спецовке, насвистывая почему-то гимн Армии спасения[36].
— Ага, вот они, — сказал уже знакомый всем капитан Долтри, выходя из арки. — Еще раз добро пожаловать.
— Вы и есть Мастер?! — наивно удивилась Мидори, внимательно разглядывая капитана.
Долтри нахмурился, потом перевел взгляд на белобрысого:
— Ты им уже все разболтал?
— Я только… — пробормотал виновато Стив Шоу, но капитан его перебил:
— Ты пойдешь на гауптвахту, придурок. За свой длинный язык. Ты что, гребаный экскурсовод? Простите, мэм… — повернулся он к Атике.
Шоу скис.
— Шагом марш! Доложишь сержанту Клементи, он с тобой разберется.
— Есть, сэр… — промямлил Шоу и побрел прочь.
— Так что с нами-то? — напомнил о себе Шибанов.
— Сейчас я провожу вас к Мастеру. Идите за мной.
…В полутемной зале, куда привели четверку, стояло кресло наподобие трона. В кресле сидел седой человек с пронзительными глазами, которого Шибанов явно где-то видел. Ростислав никогда не интересовался американской политикой, но Мастер оказался ему знаком. В самом деле, как и говорили — то ли министр, то ли сенатор… На нем были безукоризненный черный костюм, белая рубашка, синий шелковый галстук. У стен застыли человек десять автоматчиков. Маленький столик стоял по правую руку от кресла Мастера. На нем лежала стопка старых газет, рядом стояла статуэтка Богоматери — с виду золотая, но вполне могла быть мексиканской или китайской копеечной поделкой.
— Приветствую вас в Солт-Лейк-Сити, — торжественно произнес Мастер, и его слова гулко отдались под высокими сводами. — Капитан, я думаю, черномазого можно сразу увести. И снимите с него побрякушки.
— Что?! Чего?! — закричал было Джей-Ти, но его уже поволокли прочь охранники.
— Это наш друг! — возмутился Шибанов. — Что с ним будет?!
— Ничего страшного, — мирно сказал Мастер и улыбнулся. Он напоминал дедушку, беседующего со внуками. — Негр должен работать на общее благо. Ему найдут достойное занятие. Это угрожало и вам, мисс, — обратился он к Атике, — но пред вашей красотой я падаю ниц и не могу отдать такого распоряжения.
— Я не мисс, — сурово ответила Атика. — Я миссис. Миссис Атика Шибанофф. Вот мой муж.
— Шибанофф… Русский?! — удивился Мастер, встал с кресла и подошел ближе. Вгляделся в лицо Ростислава. — Русский… Что ты здесь делаешь? Из эмигрантов?
— Нет, я приехал сюда работать. Я играл в хоккей, — честно признался Шибанов. Он не видел смысла врать, к тому же информацию при желании ничего не стоило проверить.
— Хоккей… — задумчиво повторил Мастер, возвращаясь на свой трон. — Это хорошо. Хоккей — интересная игра. Правда, она давно превратилась в постановку. Скажи мне, ты дрался в игре честно? Я имею в виду моменты, когда вы охаживали друг друга по морде.
— Когда как. Иногда для вида, иногда — всерьез.
— Впрочем, это неважно, — сказал Мастер. — Мы не для того здесь собрались. Кстати, я хотел вам представить полковника Роулинсона. Полковник, выйдите к нам, прошу.
Из тени к креслу, где сидел Мастер, вышел человек, похожий на мумию. Его горло от воротника форменной куртки до самого подбородка было замотано пожелтевшими бинтами, серая кожа на лице высохла и отслаивалась чешуйками, а волосы напоминали мочало. Роулинсон напоминал ракового больного в четвертой стадии, стоящего одной ногой в могиле. От полковника одуряюще пахло лосьоном, но искусственный запах свежести не мог перебить естественного запаха гниения и разложения.
— Меня зовут Роулинсон, tovarishch. Полковник Чарльз Роулинсон, — сказал человек с забинтованной шеей скрипучим, натужным голосом. — Я очень рад видеть у нас в гостях русского. Я уже сталкивался с одним. Он меня обманул. Убил и бросил умирать.
