Они шли очень долго. Никто из путников не заметил, когда лес сменился болотом. Шли цепочкой. Пришлось отвязать носилки и нести их по очереди – иначе было не пройти по тонкой полосе относительно твердой почвы, которую пунктиром намечали следы идущего впереди всех проводника.
Кони храпели, оступались и проваливались в топь. Дарина недовольно ворчала себе под нос, потом примолкла, сосредоточенно помогая лошадям по примеру мужчин. Уже давно все замедлили от усталости шаг, только Вых как заведенный прыгал с кочки на кочку.
В какое-то мгновение хмурящаяся все больше Рина не выдержала.
– Кажется мне, что он нас заводит, – довольно громко, ни к кому конкретно не обращаясь, сказала она. Остановилась. Смахнула тыльной стороной ладони пот со лба. И крикнула: – Саммар! Ты слышишь? Он заводит нас! Ты что-нибудь видишь в этой темноте? Нет? Я тоже. Что может видеть он? То же, что и я. Ничего, значит!
Саммар, не останавливаясь, топал за проводником. В Рину врезался следующий по ее следу Ольм:
– Пойдем. Не стой долго на одном месте – это болото. Засосет топь.
– Да вы что все, не понимаете? Он нас заведет, а сам спрячется за какой куст – и все! Кто нас выведет? Я говорю – дорогу запомнил кто-нибудь?
Ольм обогнул Дарину, проваливаясь по колено в мутную жижу.
– Если тебе… что-то не нравится… можешь оставаться… или возвращаться…
Женщина посмотрела на свои медленно погружающиеся ноги. В сердцах плюнула:
– Куда можно дойти по такой грязи? А она не кончается и не кончается!
Остаток болотистого отрезка пути шествие сопровождало примешивающееся к чавканью и хлюпанью из-под ног бормотание Выха:
– Я – и заведу! – Он возмущенно открещивался, напрочь отрекаясь от своих собственных недавних мыслей. – Я – лесной человек – заведу и брошу! Тьфу, пакостница какая!..
Небо на востоке светлело. Как и полагается небу в преддверии рассвета.
Путники вышли на поляну. Вых сделал пару шагов и сел на торчащие из земли, как диковинные гребни, древесные корни. Вытянул уставшие, гудящие от тяжести ночного перехода ноги. Настроение у него было преотвратительное.
– Все. Пришли.
Земля под его ладонями была холодная, влажная – уже недалеко до утренней росы. Когда земля последний раз выдохнет сбереженное от предыдущего дня тепло в стынущие предрассветные сумерки.
– Дальше через холм пойдете, аккурат вот так… – Он рассек воздух резким взмахом руки, указывая направление. – И прямо на избу энтой бабы и выйдете.
Дарина легко спрыгнула с седла и присела на корточки рядом с проводником:
– Пришли, говоришь? А дальше сами, да?
Вых нахохлился еще больше и не счел нужным ответить. А зачем дважды повторять то, что уже сказано?
Вплотную подъехали Саммар и Шелест. Саммар смотрел в упор:
– Ну?
Фигуры возвышались над проводником мрачно и угрожающе. Пришлось подняться.
– Чего ну-то? Пришли, – повторил Вых. Он переводил взгляд с одного всадника на другого, явно не понимая, чего от него хотят.
– Пришли, – подтвердил Саммар. – Это я понял. Куда-то мы пришли, однозначно. Стоим теперь почему? Тебе передохнуть, что ли, надо?
– Да нет, – Дарина облокотилась о ствол одной рукой и подбоченилась другой, – этот милый друг решил, что дальше мы будем пробираться сами, без его помощи.
– Сами дальше? – удивился Саммар. – Ты, часом, не заболел, задохлик? Тут лес кругом, чаща! Если б я в лесных знаках разбирался, на кой ты мне нужен был бы?
– Не чаща совсем! – Вых пятился назад от шедшей на него грудью лошади Саммара, пока не уперся спиной в замшелую поверхность дерева. Лошадиная морда жарко дышала совсем близко. И как в кошмаре примерещилось Выху возможное следующее движение животного – взметнувшиеся вверх копыта, блеснув подковами, обрушиваются на его, Выха, впалую грудь.
– Не чаща? А что? Степь голая? А почему тогда деревьев вокруг полно?
– Да потому что это край леса.
– Так и веди нас за край!
– Не могу!
– Это еще интересно почему?
– Да потому что мне туда нельзя!
– То есть туда, – Рина показала рукояткой смотанного хлыста себе за спину, откуда они пришли, – тебе можно, а туда, – она перенаправила хлыст прямо в противоположную сторону, – тебе категорически воспрещается?
– Да! – радостно выдохнул Вых, впервые глянув на женщину с уважением и признательностью. Наконец-то его услышали и поняли. Какая, оказывается, хорошая женщина!
Рина прищурилась, костяшки ее пальцев, сжимающие хлыст, побелели.
– Саммар, он все-таки завел нас! Зараза! Как пить дать, где-то здесь княжеский дозор засел! – Она замахнулась на проводника и зашипела прямо ему в лицо: – За копейку хочешь сгубить наши головы?
Рука в черной перчатке перехватила ее хлыст с другой стороны, не давая нанести удар.
– Успокойся. Он правду говорит. Ему на самом деле туда нельзя.
– А какого лешего ему туда нельзя? Не иначе лучники засели и стрелять будут в темноте на звук шагов любого, кто приблизится! Оттого и нельзя! Засада там!
– Засада на краю болота? – Шелест усмехнулся. – Ты слишком хорошего мнения о непритязательности потловской дружины.
– Это из-за их непритязательности, – Дарина захлебнулась гневом, сглотнула и снова перешла на злобное шипение, – Годэ сейчас лежит с дыркой в брюхе? Тебе прошлого раза мало, монах? Память настолько короткая? Или думаешь, за одной подставой другой случиться не может? А вдруг они перестраховаться решили и для верности еще пару сюрпризиков организовали? Кого еще из нас ты решил угробить?
И вот они снова стоят в ряд перед ним. Как в тот самый момент, когда распахнувшаяся дверь дома явила их перед его глазами впервые.
Нервная Рина с подрагивающим в прищуре уголком глаза, закушенные обветренные губы, быстрые резкие движения.
Мощный Саммар. Обрамляют широкий лоб, спадая на плечи крутыми волнами, слипшиеся вороные пряди. Нахмурившись, он трет левой ладонью бороду, закрыв при этом огромной ладонью большую часть лица. Правая рука на потертом замшевом подфляжнике, вокруг кисти обернут повод. Пальцы танцуют в ритме его мыслей.
Темный монах – тайный шепот ночи под плащом. Скрывающиеся в складках струящейся ткани чужие страхи.
Приземистый, юркий Гыд с точеным профилем горца. Все его движения такие осторожные и в то же время точные, и сам он – словно продолжение каждого своего движения.
Молчаливый светловолосый выходец из Озерного края Ольм, еще больше побледневший после бессонной ночи. В холодных продолговатых глазах – вода северных озер. Олово разбавлено лазурью и затянуто льдом. Он очень молод, но глаза уставшие, такие не у каждого старика увидишь. И кажущиеся в этом освещении седыми волосы довершают диссонанс в его облике. Они тоже намного длинней, чем привычно Выхову глазу.
Наверняка, если сдернуть стягивающую их на затылке в хвост перевязь, они рассыплются, закрывая его плечи до самых лопаток светло-пепельной волной. Ольм хмурится, пристально вглядываясь в почти детскую фигурку проводника. Его сосредоточенность тоже не сулит ничего хорошего? Или он все же пытается понять? Хотя бы он…
И в каждой фигуре Выху чудилась смерть. Он понимал, что его не слышат. Даже не пытаются услышать. Смерть была везде – прямо перед ним в тенях спешившихся всадников, на носилках в раненом со стеклянным взглядом и поднимающейся через раз от непосильных вздохов грудью, ею же пахло и со стороны края леса.
«Ну почему? Я же привел их! Им нужно было сюда – и я привел!» – Вых сильнее вжался в дерево. Пробежал пальцами по коре, узнал – молодая березка. Он развел руками.
В бессилии.
Обнимая лес.
– Вы хотели сюда – я привел. Дальше если пойду – смерть мне. Совсем.
– А если не пойдешь? – Дарина вопросительно подняла уголок брови, делая многозначительную, не требующую словесного ответа паузу. Улыбка у нее была зловещей.
Намеченные рассветом тени подползли к ступням проводника. Сейчас его накроет их пересечением. Выху захотелось вжаться в кору, и тогда тени скользнули бы над ним, не причинив вреда.
– Почему… – тихо и медленно проговорил Шелест. Интонация его голоса была изменчивой – как будто вопрос, еще не заданный, уже получал сам ответ на себя.
Вых в отчаянии переводил взгляд с одного ствола на другой.
«Нет здесь его, нет! Надо было с другой стороны подойти – да только путь через ту лазейку почти на четверть длинней. Но кто ж знал, что они так взбеленятся! И главное, с чего? Этот Саммар еще местным назвался! Какой он местный, если не доходит до него, из-за чего Вых не в силах переступить границу леса?»
Все более разбавляемая светом синева ночи уже позволяла разглядеть рисунок коры на соседних деревьях. Вых весь обратился в зрение, ища взглядом, ощупывая им каждое дерево. И он увидел.
Доказательство.
Знак.
На уровне глаз вырезанная бороздами снятых полосок коры темнела раздвоенная книзу вилка со скошенными влево рожками.
