Мы выдыхали и отстранялись от огня. Лес тоже как будто вздыхал. Мы поднимали головы и смотрели на звезды.
Мяса, заготовленного Камкой, хватило надолго, а потом она стала отпускать нас на охоту. Лук не давала. Лук был один, с ним стрелять учились. Девы ставили силки на зайца и птицу, однажды кабаржонок попался.
И вот как-то вместо стрельбища отправила Камка на охоту меня и Очи.
Уже все сходили за зверем по разу, и мы понимали, что наш черед близок. Наконец после утренней трапезы достала она силки и протянула нам. Только тут моя Очи глаза потупила, ноздри ширит, на Камку не смотрит и говорит:
– Я сама на всех мясо добыть сумею. Пусть она остается!
Я онемела.
– Вы меня слышали, – спокойно ответила Камка. – Ступайте. К темноте приходите.
– Я охотник, ты знаешь! – повторила Очи с вызовом. – Я на всех мясо добуду, и еще останется!
– Я сейчас не охотника вижу перед собой, а глупую росомаху, – ответила Камка спокойно. Девы засмеялись. Очи вспыхнула, подняла голову – вмиг притихли. – Идите обе, – сказала Камка, и Очи ничего не ответила, развернулась и бросилась бежать со всех ног. Я обомлела, но времени терять было нельзя: силки подхватила – и за ней.
Быстро, как заяц, мчалась Очи, только светлая овчина среди деревьев мелькала. Сначала по знакомым местам бежала, а потом в гору взяла.
– Очи! Куда ты! Стой!
Но она оторваться от меня хотела. Через камни, завалы, буераки повела меня. Я уже мест не узнавала, боялась ее потерять.
Вдруг выскочила к огромному валуну – а ее нет. Ни звука, ни следа. Тишина. Только слышно, как вдали шумит вода, речка камешки ворочает. Я перевела дух, огляделась.
– Очи!
Сверху хрустнуло. Я подняла голову: она сидела на дереве, да ветка под ней оказалась сухая.
– Чего раскричалась? – проворчала Очи недовольно. – Зверье спугнешь.
И смотрит, будто не бегала от меня, а всегда здесь сидела. Я усмехнулась. Она легко спрыгнула и пошагала вперед.
– Те! Нечего болтать! Пойдем, а то до заката не управимся.
– Ты знаешь, куда идти? – спросила я, снова еле поспевая. Вокруг был бурелом, пришлось продираться, но Очи шла уверенно, перелезая через поваленные деревья и обходя заросли.
– Еще бы не знать! Я здесь с молодых когтей охочусь! И одна! Без помощников!
Я не стала отвечать. Тут деревья поредели, потянуло ветром – и мы вышли на косогор. Перед нами было ущелье, крутое и обрывистое, внизу бежала река, как серебряный поясок Луноликой, а на другой стороне возвышалась новая гора, темная, суровая каменистая осыпь, только кое-где – редкие кедры. Выше и дальше поднимались другие горы, проглядывали ледовые шапки, снежные тучи зарождались над ними.
Ветер ударил, холодный и свежий, и я задохнулась от красоты. Столько дней жили мы в глуши, а тут – воздух и ширь, продутое место. Куда ни кинь взгляд – камни, темная, поздняя зелень кедров. Первый снег белел. И река внизу гудела, пенясь.
– Клянись, что тайну мою не выдашь, – вдруг обернулась ко мне Очи и снизу вверх посмотрела в глаза.
– В чем твоя тайна? – опешила я.
– Нет, клянись!
– Клянусь, что не выдам Очишкиной тайны.
– Червем слепым, скажи, станешь, росомахой ненасытной, жуком навозным, опарышем станешь, если тайну мою кому расскажешь! – И глаза жесткие, если не поклянусь – с горы сбросит.
– Клянусь, – сказала я и косу губами зажала, чтобы не смеяться.
– Нет, повтори.
– Клянусь, что стану жуком навозным, червем, росомахой, если выдам…
– Опарышем, – подсказала Очи.
– Опарышем, если выдам Очишкину тайну.
– Хорошо, – кивнула она. – Тогда отвернись.
– Зачем, я же поклялась?
– Отворачивайся!
Я отвернулась. Слышала только шорох, как будто бы по коре, – а она уже говорит:
– Все!
Я повернулась – она держала в руках большой горит из кожи с резной деревянной накладкой. На накладке вырезаны были звери – барсы, терзающие барана, крашенные красной краской. Из горита торчал пучок стрел и изогнутый лук, и застегнут он был красивой точеной пуговкой.
Очи достала лук – загляденье: из рога горного быка, поблескивал матово. Она его прижала ногой, набросила тетиву – на ветру запел лук, готовый к охоте и битве.
– Это же клад! – восторженно выдохнула я. – Откуда ты знала, что он здесь?
– Это мой. – Очи отвечала как бы невзначай, а глаза светились гордостью. – Мне Камка подарила, он ее был. Боевой, для битвы выгнутый! Но она увидела, что я, как хищник, охотиться стала, и отдала мне. Стрелы я сама приучилась резать, а за этими она в стан ходила – смотри: железные!
– Настоящий друг такой лук. С ним расставаться не захочется.
– Я и не хотела. Камка велела: на посвящение оружие брать нельзя. – Очи вздохнула. – Шеш, наговорились, пойдем. – Она кинула горит на плечо – слишком велик он ей еще был, чтобы на пояс повесить, – и побежала вниз вдоль обрыва.
– Очи! Камка велела силки ставить! Оставь лук! – крикнула я, пустившись следом.
– Те! – Она не обернулась. – Сегодня мы настоящее мясо добудем, а зайцев пусть лисы душат.
– Очи, недоброе ты замыслила! Камка злиться станет. Вдруг лишит посвящения!
– Так ты клялась тайну хранить! – Она остановилась и обернулась.
– Тайну горита смогу сохранить, но о смерти своей дичь расскажет, – сказала я, догнав ее.
– Не расскажет, – тряхнула Очи стриженой головой.
– А как ты рану скроешь?
– Мы ее с утеса кинем, как будто разбилась. А после разделим и мясом принесем. Оно от удара мягким станет, не догадается Камка!
Я не знала, соглашаться ли на такое. Мысль была хитрой, но и Камка хитра. Сердце ныло нехорошим предчувствием. Не хотелось обманывать Камку. За меньшее ослушание лишала она посвящения. А что будет, если выгонит? Как жить год? А говорили еще, могла и убить. Бывало, не возвращались дети с посвящения, и никто не мог узнать, что с ними случилось: духи ли забрали, сама ли Камка в Бело-Синее путь указала…
Но Очи разбирал охотничий дух, и горит жег ей плечо.
– Те, ты боишься! – крикнула она. – Так не ходи! Здесь жди.
– Нет. Ушли вдвоем, вдвоем и вернемся. Хоть не лежит к такой охоте сердце, придется идти с тобой.
И мы стали спускаться к реке. Потом, перебравшись на другой берег, пошли у самой воды.
– Я эти места хорошо знаю, – говорила Очи. – Я здесь коз гоняла. Пока по реке идем – говорить можно. Как вверх выйдем – молчи и след в след ступай. Козы чуткие. Услышат – долго не будет их здесь. Сейчас козлы бодаются, а козочки выше стоят. Только надо быть начеку – где козы, там всегда царь ходит.
