тут же представила данные.
ИМЯ: Илайджа Фентон.
ДИАГНОЗ: Фиброзная опухоль с правой стороны шеи.
ЛЕЧЕНИЕ: Удаление опухоли.
РЕЗУЛЬТАТЫ: Успешные.
ПОСТОПЕРАЦИОННОЕ ЛЕЧЕНИЕ: Еженедельные перевязки, прекратившиеся, потому что пациент утонул 12.11.33.
Я коротко рассмеялся. Неужели я легковерен, как Джетро Паркер, и позволю так на меня подействовать случайному сходству? Это не может быть Фентон. Фентон погиб прошлой зимой в трагедии, от которой содрогнулся весь Олбани.
Холодок побежал у меня по спине. От ключицы до правой стороны нижней челюсти проходит залеченный шрам от разреза моего скальпеля!
IV
Продолжение отчета доктора Кортни Стоуна
Признаюсь, что на короткое время был выбит из научного восприятия мира, и почти поверил, что передо мной привидение, вернувшееся к жизни после девяти месяцев смерти. Потом я увидел, что то, что я принял за шрам, на самом деле бороздка на шее у бродяги. Продолжая приведенное выше сравнение, неопытный скульптор не только изваял подобие Фентона, но попытался изобразить вместе с остальным и результат операции.
Конечно, это совпадение, простое и случайное. Если бы исследователи так называемых психических феноменов помнили, как часто случаются такие совпадения, они бы не делали из себя дураков.
Тем не менее я был благодарен за то, что вмешалась мисс Норн.
– Мистер Ламберт крепко спит, и я готова. Хотите первым заняться им?
– Наверно, так лучше. Он не может выдержать новую потерю крови. – Когда я повернулся, она ждала меня с халатом для операции и стерильными перчатками. – Сможете без моей помощи сделать рентгеновский снимок груди этого парня? – Артериальные зажимы, стерильные губки, иглы для шитья нитями из кишок – все выложено на невысоком инструментальном столике рядом со столом для осмотра. – Хочу посмотреть, что у него внутри, прежде чем что-нибудь делать.
– Конечно, – без малейших колебаний ответила она. – Я использую портативный аппарат и все сделаю к тому моменту, как вы покончите с мистером Ламбертом.
Стенка артерии перерезана чисто, ткань плотная, разрез не расширяется.
Хью Ламберт всегда держал себя в хорошей форме, и теперь это приносило свои плоды. Зашивая рану, я слышал за собой гудение портативного рентгеновского аппарата, щелканье затвора, и, когда я кончил, сестра Норн была рядом, протягивая нужные бинты и ленту.
– Пластинка в ванной для появления, доктор», – сказала она. – Вы будете делать мистеру Ламберту укол от столбняка?
Я снова проверил пульс Хью. Он был опасно слаб.
– Нет. Он может не перенести шок от укола. Он кажется очень слабым. Сделайте анализ крови. Да, и у бродяги тоже, раз вы этим занимаетесь. Пойду в темную комнату и посмотрю рентгенограмму.
Я достал снимок из ванны, промыл его, прикрепил к стеклу специальной рамки для просмотра и включил свет за снимком.
Очертания торса были отчетливо видны. Я разглядел костную структуру, пробитую реберную клетку и колонну позвоночника, следы мышечной и кровеносной систем. Но и все. Где теневые очертания внутренних органов: сердце, легкие, мешок поддерживающей их мембраны, их не было, только темное аморфное пятно.
Если верить этому снимку, мой пациент – только мешок из кожи, поддерживаемый скелетом и набитый чем-то вроде густого желе. Но, конечно, снимок лжет. Надо сделать другой.
Секунду спустя я вышел, и меня ослепило яркое освещение операционной. Потом я увидел выходящую из лаборатории Эдит Норн. Губы ее были бесцветными.
– Доктор Стоун, счет Хью … мистера Ламберта – меньше двух миллионов.
– Фью! – свистнул я. – Это плохо. Я просмотрю список профессиональных доноров, а вы пока определите группу крови.
– Я уже сделала это. И… кровь не соответствует ни одной из групп. Ее сыворотка склеивает кровяные тельца четвертой группы, но этого не делает стандартная сыворотка других групп.
– Должно быть, вы ошиблись. Если вы правы, Ламберт – единственный человек с такой группой крови.
– Не единственный», – сказала она. Меня встревожила дрожь в ее голосе. Атмосфера лагеря, должно быть, отрицательно сказалась на ее профессиональной бесстрастности. – Второй образец, взятый у бродяги, ведет себя точно так же. Я сопоставила оба образца крови – они совпадают.
– Вот и ваш ответ», – сказал я. – Вы дважды допустили одну и ту же ошибку. Сейчас я сам проверю.
Но когда я повторил простую процедуру в лаборатории, я убедился, что она не ошиблась. Только ученый поймет, какое возбуждение я испытал, сравнивая четыре пробирки с образцами, подтверждавшими ее результат. Я уже мысленно писал статью для «Журнала Медицинской ассоциации.»
Но тут я понял, что результат моих испытаний означает буквально смертный приговор для моего друга. Он единственный, насколько известно науке, обладатель такой группы крови, и это становится петлей на его шее. Если в течение получаса ему не сделать переливание крови, его не спасти. А найти для него донора невозможно.
Но такой донор есть. По какому-то жуткому совпадению, по безумной случайной удаче этот донор – бродяга. Я не знал, насколько серьезно он ранен, но я не сомневался, что отнятие у него жизненных сил может резко уменьшить его шансы на выздоровление.
Нет. Это исключено. Принципы медицинской этики запрещают взятие его крови. И все законы тоже. Если он умрет в результате операции, я стану убийцей.
Когда я вернулся в операционную, Эдит встала от неподвижно лежащего Ламберта.
– Очень плох, – прошептала она. Лицо у нее осунулось, Веснушки на переносице ее курносого носа ярко выделялись на фоне бледной кожи. Глаза, вопросительно устремленные на меня, были больше не золотисто-каштановыми, но темными от отчаяния. Она сейчас была далека от идеала сестры, для которой борьба с болезнью и смертью – вопрос лишенной эмоций рутины.
– Вы были правы», – сказал я ей. – Найти донора с такой же кровью, как у Хью Ламберта, невозможно.
Она медленно сжала руками край стола. И сказала без выражения:
– Бродяга.
Я покачал головой.
– Нет. Я не имею права выбирать между ними.
– Права!
Уголки ее рта дернулись в улыбке, более горькой, чем слезы.
– Разве вы имеете право поступать по-другому? Посмотрите на них.
Мой взгляд перешел от Ламберта, с его сильными конечностями, сильным подбородком, на развалину на диване.
– Подумайте, что они могут дать миру. И скажите, что вы не имеете права сделать выбор.
Этот мокрый каркас, подумал я, бесполезен для себя самого и для человечества. А другой уже внес огромный вклад в науку с границ цивилизации. И достигнет еще большего – если будет жить.
Я снова посмотрел на нее и прочел в ее взгляде вызов: будь человеком, а не научной машиной.
– Медицинская комиссия, – слабо попытался я оттянуть решение. – Закон. Если бродяга умрет…
– Если он умрет, только мы двое будем знать почему.
Я принял решение. Не в словах,
