— Можно начинать грести? — поинтересовался Хорса.
— Несомненно, — с достоинством произнес жрец.
— С превеликою охотою, — в тон ему ответствовал Хорса.
Подгоняемый мощными согласными гребками двух здоровых сильных мужчин, лодка, легко разрезая воду и слегка подпрыгивая на короткой волне, помчалась к близкому берегу.
— Думается мне, — шепотом заговорил Тэн И, — что боцман не был неискренен, советуя нам что-либо предпринять, а не просто достичь берега.
— Посему стоит над этим поразмышлять. — Хорса никак не желал отстать от взятого кхитайцем и жрецом курса на сложную, но располагающую ко всяческим умствованиям манеру изъясняться высоким штилем.
— Могу ли я как-либо способствовать верному и скорейшему течению мысли вашей? — хорошо поставленным, глубоким и красивым голосом, что было заметно, даже когда оный был крайне приглушен, вопросил с кормы лодки старец.
— Будем весьма благодарны, если так и произойдет, — со всем вежеством приветствовал благие намерения гандер. — Позвольте лишь осведомиться об имени вашем, почтенный.
— Зовите меня Касталиусом, — попросил жрец. — Я состою при одном тарантийском храме Митры, что стоит на перекрестке Шорного Ряда и Старой Канавы.
— Весьма древняя и почитаемая обитель. Там издавна пребывают чудесные мозаики и искуснейшей работы серебряные фигуры, — со знанием дела подтвердил кхитаец. — Здоров ли верховный жрец Диомед?
— Митра благоволит ему, ибо муж сей ведет жизнь праведную, посвящая ее превеликим трудам и молениям, — объяснил Касталиус. — Вся обитель молится о его здравии.
— Весьма достойно, — заключил Тэн И. — Не настало ли время, после столь утешительных для сердца моего известий, приступить к обсуждению прискорбного положения нашего?
— Давно пора, — согласились в один голос Хорса и жрец.
— Засим приступаем. Вальедо, да и Гонзало, говорили, будто лучше нам не встречаться с капитаном Табарешем и, насколько будет возможно, не показываться ему на глаза. Опасаюсь, что для достижения целей наших таковой осторожностью придется пренебречь.
— Согласен, — поддержал его Хорса. — Нам следует сделать так, чтобы Табареш не настиг «Полночную звезду» и не повернул назад и не отыскал по случайности кенига. А таковое нельзя исключить, потому что хотя и не верится мне в колдовство означенного головореза, но без должного ветра слухи не летают, как говорят у нас в Ларвике. Из чего следует, что некто должен отвлечь внимание Табареша на себя.
Выслушав столь замысловатое, но, вне всякого сомнения, логически безупречное доказательство, Тэн И на мгновение задержал с ответом.
«Евсевий, сам не ведая того, вершит препохвальную просветительскую миссию!» — успел подумать королевский слуга.
Но Касталиуса не так легко было сбить с мысли.
— Воистину так, — согласился он, слегка даже кланяясь молодому человеку. — И, видится мне один лишь способ исполнить задуманное: обнаружить себя. Но сделать это можно сей же час либо немного времени спустя, а также либо оставаясь здесь, на воде, либо пребывая на суше.
— Полагаю, лучше на суше. Ибо там сможем возжечь великие огни и тем самым, смутив думы противника, заставить его уподобить трех человек изрядной толпе, — предложил Хорса.
— И шум некоторый издавая, тому смущению дум весьма способствовать, — выразил свое одобрение Касталиус.
— Должен вам возразить, — покачал головой Тэн И. — Табареш, как есть он муж, умудренный странствиями по хлябям морским, с легкостию превеликою распознает и нехитрый обман наш, и отсутствие поблизости судна, размерами нефу короля зингарского подобного, а равно и всякого иного судна, определит немедленно. Равно как и то, что лишь трое на берегу сем пребывают, а вовсе не две сотни, как быть тому должно, явится ему воочию вскорости. А посему, досадуя на время, попусту потраченное, изловит нас, так как располагает для такового действия командой в количестве преизрядном.
— Если вообще обратит внимание на тщения и потуги наши, а не минует балаган сей и фиглярство без интереса, лишь в сердце своем злобном глумясь и потешаясь, — резонно добавил кхитаец.
— К тому же и описания берегов здешних гласят, что не во всяком месте вовсе подойти к оным возможно без зазора, — стал рассуждать над сомнениями Тэн И гандер. — Посему опасаюсь крушение потерпеть в бурунах пенных и каменьях острых.
— Да ведь и на воде узрит враг окаянный, что не флот пред ним явился, но лишь челн утлый с изгнанниками, — заспорил жрец. — А сокрушит он суденышко и того проще, нежели в лесу темном и непролазном изловит нас.
— Верно сказано, — согласился Тэн И. — Но выхода иного, по моему разумению, не остается. Берег столь далек, а быстрота перемещения нашего столь ничтожна, что сколь бы мы ни поспешили, не в наших силах и суши достичь, и устроить все, как задумано, к должному сроку. А посему остается лишь ожидать и уповать на милость Митры всевидящего и на судьбу.
Гандер и кхитаец разом перестали грести. Воцарилась торжественная тишь, увенчанная звездной Короной, бриллиантово горевшей в бездонных черных небесах.
— А теперь надо принять какой-нибудь план, иначе будет действительно поздно, — опомнился Хорса первым.
— Думаю, стоит прибегнуть к весьма простой тактике Чжу Цзяо Юня, — предложил кхитаец. — То есть пытаться заговорить пиратам зубы, не слишком уклоняясь от правды.
— Не подойдет, — отрицательно покачал головой королевский поверенный. — Табареш нас, может статься, и выслушает, но курса, положась на наши россказни, не сменит — он, судя по всему, верит только себе.
— Мне вообще неохота попадать на его корабли, — заметил жрец. — Это не первое мое странствие по водам, и везде о Табареше идет дурная слава. А в последнее время, говорят, он якшается с призраками.
— Так что же Вальедо об этом промолчал?! — возмутился Хорса. — А с виду такой доброхотливый!
— Он боялся, — просто ответил Касталиус. — Моряки избегают всякого упоминания о нечисти во время плавания. Вальедо оказал вам великую милость хотя бы тем, что предупредил о колдовских способностях пирата.
— А ты что же, не страшишься морских демонов? — спросил гандер.
— Нимало, — был ответ. — Они все безбожники. Весь экипаж Гонзало, кроме молодого Фрашку. Моя же крепость прочнее любых мечей и недоступна злым козням. Хотя бы и сонмы призраков вились надо мной, смердя и глумясь, и волновали хляби морские, но не устрашусь. Они властны растерзать мое тело, душа же моя останется непоруганной и пребудет в свете.
— Как сказал бы кениг, «мне мое тело еще пригодится», — заметил Хорса. — А что ты можешь против духов, почтенный Касталиус?
