Я думал, что он собирается вместе со мной на прощание пролистать каждую книгу. Но почему-то он решил этого не делать. Он просто брал книги и кидал их в огонь одну за другой. Я все еще помню, что испытал, когда он забрал у меня книжку сестры. Я не сопротивлялся, но когда гладкая обложка книги выскользнула у меня из пальцев, я почувствовал, что навсегда что-то теряю.
Мы ушли через час, когда ни от костра, ни от книг не осталось ничего, кроме гаснущих углей и серого пепла. И мне казалось, что отец точно так же выгорел дотла изнутри. Мы успели дойти до края поляны, когда вспомнили, что оставили у костра мешки, и мне пришлось вернуться за ними. Когда я наклонился поднять их, на меня что-то нашло, и я подул на угли также, как делал отец. Мелкий пепел взлетел в воздух и попал мне в глаза. Но прежде чем зажмуриться, я успел заметить среди черной золы теплое свечение. Почти уже потухший уголек вспыхнул красно-оранжевым светом, как капля июньского солнца в море серого пепла.
Много лет спустя, в одну промозглую серую ночь на школьном дворе я вновь увидел это сияние. Ее волосы были того же цвета — волосы девушки, которую я прежде никогда не встречал, но от которой сейчас не мог отвести взгляд. Когда она повернулась в мою сторону и наши глаза встретились, несмотря на разделявшее нас расстояние и водоворот детей, я вспомнил тот уголек, сиявший среди черной золы, как кусочек июньского солнца.
Тогда я подумал: «Ее обозначение — Пепельный Июнь».
Я разделяю это воспоминание с ней, здесь, в библиотеке, под светом стоящей в зените луны.
Пресса встречает нас во всеоружии. Репортеры выстроились по обеим сторонам кирпичной дорожки — от библиотеки до самого главного здания. Сверкают ртутные вспышки — впрочем, нельзя сказать, чтобы они слишком нас беспокоили. Сопровождающий ведет нас невероятно медленно, вынуждая останавливаться через каждые несколько шагов, чтобы попозировать перед камерой или ответить на несколько вопросов.
Пепельный Июнь все это время держит меня под руку, я чувствую ее запястье на сгибе локтя. Потрясающее чувство. Будь я один, меня бы безумно раздражала вся эта шумиха и внимание прессы. Но рядом с ней я спокоен и уверен в себе. Кажется, она тоже. Тяжесть ее руки в моей, случайные соприкосновения наших бедер, ощущение того, что мы вместе. Вероятно, мы не испытываем никаких проблем с журналистами потому, что в совершенстве освоили искусство носить маски. Осанка, эффектные реплики, эффектный образ — мы в этом профессионалы.
— Как прошла ваша подготовка? Чувствуете себя готовыми к Охоте?
— Потрясающе. Но мы не можем дождаться ее начала.
— Верно ли говорят, что вы заключили союз?
— Это ни для кого не секрет. Мы вместе.
— Как думаете, кто из охотников окажется самым серьезным соперником?
И так далее, и так далее.
Обычно короткий путь на этот раз занимает едва ли не час, и когда мы наконец заходим в главное здание, нас ожидают новые репортеры и любопытные гости. Они продолжают прибывать в экипажах всевозможных форм и размеров. Лошади, которых ведут в стойла позади здания, покрыты потом и тяжело дышат.
Внутри оказывается еще больше журналистов и зевак, но здесь проход отделен от них бархатными веревками, и, к счастью, наш сопровождающий ведет нас, не останавливаясь.
— Идем в главный зал, — произносит он, бросая быстрый взгляд на часы.
На украшении главного зала определенно не экономили. С потолков свисают позолоченные люстры, льющие тусклый ртутный свет на столы внизу. Столовое серебро инкрустировано ониксом, фарфор сделан в неоготическом стиле времен прошлого Правителя, бокалы для вина украшены алмазной пылью. В середине каждого из накрытых фиолетовыми скатертями столов стоят резные нефритовые вазы с цветами. Высокие окна завешены бархатными шторами. Гости собрались у окна, выходящего на Купол, и разглядывают его, хоть на этом расстоянии он кажется не больше разрезанного надвое бильярдного шара. В дальнем конце зала на второй этаж ведет великолепная лестница, застланная толстым алым, как воспаленный язык, ковром. В середине зала в свете ртутных ламп блестит паркет для танцев.
Охотники сидят отдельно друг от друга, каждый за своим столом. Когда Пепельный Июнь отнимает руку и идет к своему столу, мне больно с ней расставаться. За моим столом сидят высокопоставленные чиновники из Дворца, их жены атакуют меня бесчисленными вопросами. Официанты в смокингах и официантки в украшенных оборками блузках скользят между столами с подносами, полными истекающего кровью мяса. У нас на шеях большие салфетки, закрывающие смокинги и платья от шеи до колен. Их быстро покрывают капельки крови. Проведя несколько ночей за бесконечными тарелками с окровавленным мясом, я уже не в состоянии его видеть. Я почти ничего не ем, сославшись на возбуждение перед Охотой.
Между бесконечными переменами блюд я украдкой смотрю на Пепельный Июнь. Она в своей стихии, и гости за ее столом совершенно очарованы. Даже за главным блюдом, когда подают лучшие куски, они завороженно слушают ее. Обстановка играет ей на руку. Именно так она и прожила всю жизнь. Под девизом «Нападение — лучшая защита». Я вспоминаю, как она мне это говорила.
После десерта, состоящего из пирожных и суфле, за которым я демонстрирую вернувшийся аппетит, высокопоставленные чиновники произносят речи. Я убиваю время, глядя на Пепельный Июнь. Ее тонкие руки изящно взлетают над платьем, и свет ртутных ламп блестит на них, как лунные блики на реке. Она собирает волосы и отточенным движением перекидывает их через плечо, демонстрируя изгиб точеной шеи. Интересно, думает ли она обо мне, как я о ней: постоянно, каждую минуту, не в силах избавиться от этих мыслей?
Но я не единственный, кто на нее смотрит. Тощий, в двух столах от нее, не сводит с Пепельного Июня вытаращенных глаз. Он делает глоток вина, затем еще один, но глаз не отводит.
Последним берет слово Директор. Он напудрил лицо, зачесал наверх волосы и покрыл ногти кроваво-красным лаком.
— Надеюсь, наши высокие гости нашли, что Институт — репутация которого безупречна — оправдал все их ожидания. Еда, вино, великолепие нашего бального зала — все это, я надеюсь, доставило удовольствие даже самым взыскательным гостям, несмотря на то, что вам пришлось преодолеть такое расстояние. С другой стороны, это ведь не обычная ночь, верно? Возможно, ради нее и стоило ехать… Ведь следующей ночью начнется Охота на геперов.
Гости, пропустившие уже не по одному бокалу, чокаются и стучат по столам.
— Сегодня мы празднуем, чтобы почтить благородный жест нашего любимого Правителя, благодаря мудрому правлению которого эта Охота стала возможной. И мы отпразднуем! Ни в чем себя не ограничивая! Днем у нас будет довольно времени, чтобы сон излечил последствия любых излишеств! — По залу разносится звук поскребывания запястий.
