— Так чего-ж в том плохого. По-желанию, ничего в том зазорного нету. И еще деньги платят.
— Так на большую дорогу с кистенем выйти — тоже платить будут.
— Эк сравнил! С кистенем! Я же тебя не душегубствовать кличу. У нас дело чинное, благородное.
— Все равно душегубство. Не хорошо это. Не могу так больше. Прости. Вот доедем до какого-нибудь городка, а там и попрощаемся.
— Эх, жалко. Ну да дело твое. — И отвернулся расстроенный Мунгрен. Лошадей сердито кнутом протянул.
И не заметили путники, как и приблизились к тем холмам, с утра таким далеким. Не заметили и как торжество пира летнего всякой большой и малой живности сменилось тревожным молчанием. Выдвигалась с воротной стороны из-за горизонта туча грозовая, темная, свинцовой тяжести. Скрывала синеву небесную, наползала догоняя путников, молниями далекими поблескивала и грозно, пока далеко еще, грохотала.
А ниже той тучи, по дороге пыльным облаком приближалась беда. Стучала копытами, отблескивала сталью доспехов.
— Эй, Сигмонд! — Приподнялся на козлах Мунгрен, тревожно за кибитку посмотрел. — Как не погоня за нами. Худые люди скачут, не былобы нам лиха. Повозкой от всадников не уйдем. — А сам коней галопом погоняет, кнута не жалеет. Затряслась повозка, заскрипела. Олвин проснулся, глаза помутнели страхом, испуганно грудь чешет. А повозка на ухабинах подпрыгивает, из стороны в сторону шатается — дорога из широкой долины стала втягиваться в распадок между двух крутых холмов, пошла вгору, запетляла.
— Ой, беда будет, побьют нас, как пить дать побъют! Ой беда! — Голосил Мунгрен.
— Ничего, старик, отобъемся. Дорога в ущелье идет, туда скорее правь. — Командовал Сигмонд.
А сзади все ближе пыльное облако. Уже видны всадники, оружием размахивают, впереди рыцарь в броне скачет. Гильда внимательно присмотрелась молодым острым взглядом.
— Сигмонд, это младший лорд Скорена со своим кланом за нами скачет. Верно крови твоей хочет.
— Ясно, тогда давайте к бою готовиться.
Повозка въехала в узость ущелья, с обеих сторон громаздились неприступные громады утесов.
— Хорошее место. — Решил Сигмонд. — Ставай здесь, распрягай коней, разворачивай боком воз. Тут Скорене проехать больше негде, в тыл к нам не зайдут. Будем в лоб их бить.
Пока Мунгрен с Олвином разварачивали повозку Сигмонд раскрыл свой рюкзак и вынул еще не надеванные доспехи. Времени было мало и Гильда кинулась помогать одевать брони. Доспехи, как все у витязя, были незнакомые. Рубаха с короткими рукавами сложена из металлических пластин, как рыбья чешуя, была легкая и сверкающая. И надевалась она быстро, не так как тяжелый панцырь ее отца, правда и свиду похлипче. Сигмонд натянул ратную рубаху, подпоясался, заткнул свои саи. Надел поножи и нарукавники, боевые перчатки и шлем с гребнем посередине. По своему обычаю два меча, уже кровью чужой омытых, укрепил за спиной. Развернул сверток, притороченный к рюкзаку и вынул огромный двуручный меч с длиннющей рукоятью, словно не на две, а на пять рук предназначенную. Этот мечара, как и те меньшие не имел середины и был почти без гарды.
Гильда потрогала Мырлоков кинжал за поясом и решила, что не переживет своего господина. Не хочется снова становиться солдатской подстилкой, жить в страхе, голоде и обиде. А оставалось жить не долго. Уже близко подъехал Скорена со своей дружиной. Всего человек пятнадцать-двадцать воинов. Хоть и могуч витязь Сигмонд да не совладать ему с такой ратью, не устоять против вражьей силищи. Вот и Олвин, как сурок пугливый соскочил с воза и был таков. Мунгрен меч и щит достал, но стар он уже, боец никудышний, подмоги с него будет мало. Гильда нырнула в повозку, нашла там лук и полупустой колчан. Учил же ее отец, вопреки традициям стрелы метать. Пришел час на деле учение пользовать.
Сигмонд, как всегда в бою, был холоден и отрешен. Выйдя на дорогу вперед кибитки, встал широко расставив ноги, опустив вперед себя меч. Ждал врагов.
Отряд младшего Скорены, въехавши в ущелье, сгрудился перед заградой. Вперед выехал сам лорд и зло прокричал:
— Я славный высокородный лорд Скорена. Сдавайтесь, собачьи дети, покоритесь моей славе. Только пес Сигмонд сегодня будет убит. Остальных я милую и беру к себе в замок в услужение.
Молча стоял Сигмонд, только мечем сверкнул, принял боевую стойку, занес над собою клинок. Молчание его было грознее, чем хвастливые речи, что говорят воины перед сражением. И чувствовалось, что не похвальбой, но вражеской кровью наполнит он темное ущелье. Холодно глядел он на самоуверенного Скорену, на его людей, хладнокровно оценивая их боевые качества, изъискивал путь к победе.
— Бывалый народ, видать не новички в рукопашной, вооружены кто как — не у всех шлемы и щиты, кто с копьем, у кого один только меч. Благие времена, нет еще понятия о регулярных войсках, о штатном вооружении. Обычные бандиты, только кильты одних цветов клана Скорены, вот и вся униформа.По мордам красным судя — больше с кружкой упражняются, чем с мечами — это хорошо. Храбры кучей на одного, поглядим, как один, другой сковырнется, так духу-то поубавится. Тесно ущелье, более четырех сразу не сунутся. Ну, — вперед!
Молниеносно скользнул к ближайшему противнику, самодовольно поигрываюшему копьем, ударил и опять замер в стойке, готовый к новой схватке. Голова неосторожного воина покатилась пыльной дорогой под ноги коней. Лошади заржали, попятились, усугубляя и без того беспорядок в рядах нападающих. Людей Скорены сковал ужас при виде страшного конца их товарища. Не применул Сигмонд использовать оторопь противника, он сделал ложный выпад, уклонился ор копья и неожиданно развернувшись снова сверкнул мечем. Голова еще одного солдата свалилась в дорожную пыль. От повозки свистнула стрела и вонзилась в незащищенную руку одного из нападающих. Тот завопил грязные ругательства, поворотил коня уходя из боя, да в общей тесноте это не получалось. А получилось неосторожно подставить спину под новый удар Сигмондова огромного меча, и разрубленный чуть не пополам он бездыханным сполз с седла.
Попятилось войско Скоренино, не ожидавшее такого отпора губительного.
— Да бейте его, чертовы дети! — Заорал Скорена размахивая мечем. — Он же один!
— Бей его! — Завыли, распаляя себя, воины и ринулись на одинокого витязя. Крики раненных, ржание коней, боевые возгласы нападающих и отчаянные вопли пораженных заполнили узкое ущелье, эхом прокатывались между утесами. Но молча сражался Сигмонд, плавно скользя вдоль оборонительной линии. Он уклонялся от вражеского оружия, парировал удары и разил — неожиданно, жестоко. Вот один ратник примерелся и взмахнув мечем ударил казалось бы наверняка. Но его меч беспрепятственно рассек один лиш воздух и лишившись опоры воин потерял равновесие, заскользил с седла. Сигмонд же, как гибкая ветка на ветру качнулся уходя от вражеского клинка и возвращаясь рубанул, и опять мертвая голова покатилась по полю битвы. Снова заскользил Сигмонд в боевом губительном своем танце. Уже пятеро безжизненных тел валялось на дороге, да трое с тяжелыми увечьями спешили выбраться из сечи. Мунгрен, прикрываясь щитом махал мечем, Гильда одну за другой посылала стрелы. Нескольких ранила, но воины Скорены стали прикрываться щитами и потерь от обстрела больше не испытывали.
