— А-а-а, — прогромыхал владыка, прежде чем отступить в тень и исчезнуть, — вот теперь тебе страшно.
Пепсиколова потратила почти час и целый коробок спичек. В конце концов, она высушила промокший табак и скрутила кургузую папироску, пустив на бумагу полбанкноты. В итоге она убедилась, что владыка не соврал. Табак был уничтожен: он не утолял тягу курильщика, а лишь разжигал ее.
От внезапного приступа острой боли в животе Аня согнулась пополам. В мозгу почему-то зачесалось, ее тошнило. Отчаяние крушило ее, как сердитый кулак сминает газетный лист. Хотелось не двигаться и замереть.
И вдруг из тьмы Неглинной вынырнул челнок. Гребец пришвартовался, бросил на причал несколько ящиков, судя по маркировке — с лабораторными пробирками, и выбрался на сушу. Пачка сигарет торчала из-за туго закатанного рукава рубашки. По гладкой белой упаковке Пепсиколова поняла, что такой товар нельзя найти на поверхности.
Пепсиколова почувствовала оживление, слишком безрадостное, чтобы называться надеждой, но приободрилась. Она доковыляла до парня и обратилась к нему:
— Эй, приятель, послушай. Я убить готова за сигарету, прямо сейчас.
— Ну и что? — с вызовом уставился на нее лодочник. — Мне-то какое дело?
Легким движением запястья Пепсиколова переместила Святую Кириллу в ладонь. Слегка улыбнулась. И вонзила нож в грудь ублюдку по самую рукоять.
Его глаза округлились от изумления, челюсть отвисла. При других обстоятельствах выражение получилось бы весьма комичное. Губы его чуть шевелились, будто он собирался заговорить. Но ничего не сказал. Только безжизненно осел на землю.
Пепсиколова вытащила Святую Кириллу из раны, вытерла дочиста об рубашку лодочника и спрятала в ножны. Вынула пачку сигарет, даже не выпавшую из рукава. Та оказалась полупустой, но в своем диком положении Аня обрадовалась ей так, словно та была еще непочатой.
— Черт, — прошептала она. — Похоже, тебе они уже не понадобятся.
Однако маленькая победа не подняла ей настроения до нужной точки. Но она привыкла к тоске: она годами жила в этом состоянии и научилась функционировать под его тяжестью. Усевшись у края канала, Пепсиколова достала сигарету. Она выпрямила ее между двумя пальцами и прикурила.
Ей надо было подумать.
Вестовой забарабанил Евгению в дверь как раз в тот момент, когда тот собирался уходить на вечеринку к кузине Авдотье. Когда он открыл, рядовой в красно-золотом мундире Первого артиллерийского четко отсалютовал.
— Вашблагородие! — затараторил он. — Я прибыл по приказу майора. Вашему орудию приказано занять позицию на Лубянской площади, как только вы сможете собрать расчет, вашблагородие!
— Лубянка? Ты уверен, что не перепутал?
— Никак нет, вашблагородие. Лубянка, вашбродь. Немедленно, вашбродь.
— Прекрасно, — Евгений выдал солдату монетку за труды. — Ты волен передавать дальнейшие сообщения?
— Да, вашбродь!
— Отправляйся в казармы и подними всех, приписанных к Третьему орудийному, кого найдешь. Передай им тот же приказ, что и мне. Затем доложи Космодромовичу, что он может на нас рассчитывать. Уловил? Хватит, не отдавай честь, ты, идиот, ступай!
Дверь за рядовым закрылась, и Евгений смачно выругался. Лубянка? Сегодня? Что за бессмыслица! Но процесс «поливания» всех начальников от майора Космодромовича до самого князя Московии не доставил Евгению ни капли удовлетворения. Он швырнул пиджак и парадную рубашку на пол, скинул ботинки и выбрался из штанов. Ему хватило нескольких минут, чтобы надеть форму и собрать амуницию. Затем он сбежал по лестнице, рыча на гостиничный персонал, чтобы ему подали карету.
Все в любом чине выше его собственного могли быть законченными уродами — по его опыту сомневаться в этом не приходилось, — но Евгений был офицером и солдатом Московии. Он выполнял свой долг.
Лубянская площадь была темна и пустынна, когда туда галопом вылетел отряд из шести верховых, волоча за собой Третье орудие на грузовой платформе. Расчет спешился, и сержант отдал Евгению честь.
— Расчет для несения службы прибыл, господин лейтенант. Какие будут приказания?
— Будь я проклят, если я знаю, сержант. Но нам надо быть начеку. Установите орудие так, чтобы оно простреливало улицу, — ответил Евгений и, прищурившись, оглядел своих людей, лихо разгружавших пушку. — А где Павел и Мухтар?
— Заболели, вашблагородие. — Лицо орудийного сержанта было абсолютно бесхитростным, и Евгений сразу же просек, что тот врет.
— Они в борделе, вы хотели сказать.
— Мне повезло, что я хоть кого-то нашел, вашблагородие, при такой-то срочности. Это новый наркотик виноват. Каждый хочет его попробовать. В гадюшниках цены взлетели вдвое, в приличных местах запрашивают втрое, а очереди на улице громадные. Не будь я на мели, сам бы торчал в хвосте. — Сержант сплюнул и улыбнулся. — К счастью, я заметил пару девчонок из Шестого орудийного, и, поскольку я был в курсе, что их лейтенанту нездоровится, я их реквизировал. — Он указал на двух мрачных артиллеристок, которые, тем не менее, устанавливали орудие с похвальным профессионализмом. — В общем, у нас полный расчет.
— Молодец, сержант. Похоже, они неплохо справляются.
— Да, вашблагородие. Кстати, лейтенант, под «простреливало улицу» вы имели в виду, что мне нужно навести орудие вдоль Большой Лубянки, Театрального проезда, Никольской улицы или Новой площади?
— Все стороны одинаково дурацкие. Наводи на запад. Всегда сможем развернуть ее, если что.
— Есть.
Орудийный сержант повернулся к расчету и принялся выкрикивать приказы. Пушка была тотчас наведена, запал подожжен и воткнут вертикально в ведро с песком, а порох и снаряд готовы к заряжанию.
Артиллеристы, разумеется, пока не курили. Но когда все было сделано и приведено в порядок, Евгений открыл свою табакерку и пустил по кругу, позволив каждому взять добрую понюшку.
— Не думайте, что я не ценю жертвы, которые вы принесли, чтобы оказаться здесь, — произнес он с кислой миной. — Я сам уже был по пути на вечеринку.
— Да? — осторожно уточнил один из его людей. — И веселую, вашблагородие?
— Думаю, вам я спокойно могу сказать, что вечеринка устраивалась именно того типа, о каком вы подумали. Кроме того, я питал определенные надежды, что компания соберется приятная.
На грубых лицах расчета расцвели понимающие улыбки.
— Кто-то особенный, а? — рискнул спросить какой-то солдат. — И что, продвигается?
— Ну, вы же понимаете… Первый раз — везение, второй — ошибка, а в третий раз напорешься на любовь. Мне повезло, и сегодня я надеялся продвинуть отношения еще на шаг… так сказать, приблизиться к реальности…
