— Сквозь глазницу и в мозг, — хмуро прокомментировал Кейн, вытирая кончик рапиры, на котором виднелась одна-единственная капелька крови. — Он так и не узнал, что сразило его, и не почувствовал боли. Если бы нам всем Господь посылал столь же милосердный конец!.. Увы, на сердце у меня нелегко: он был совсем молодым человеком… хотя и погрязшим во зле… и далеко не ровня мне в мастерстве. Что ж! Милосердный Господь рассудит нас с ним на Страшном суде…
Очнувшаяся Мэри всхлипывала в объятиях Джека. Между тем за скалами начало разрастаться странное зарево, а спустя некоторое время долетел характерный треск.
— Смотрите!.. Дом горит!..
Над черной крышей родового особняка Банвэев метались языки пламени. Удирая, пираты подпалили дом, и вот пожар разошелся вовсю, заставив поблекнуть даже луну. По морским волнам побежали багровые блики. Пиратский корабль, на всех парусах уходивший от берега, казалось, шел по целому морю крови. Алое зарево отражалось в его парусах…
— Через океан крови лежит его путь! — воскликнул Кейн. Суеверие и поэзия, дремавшие в его душе, неожиданно пробудились. — Кровав его путь, и самые паруса окрашены кровью! Смерть и разрушения спешат по пятам, и ад следует за ними! Кровав будет конец его и черна последняя участь…
Затем, отвлекшись от потрясающего душу зрелища, фанатик склонился над Джеком и девушкой.
— Я бы перевязал твои раны, мой мальчик, — проговорил он ласково, — но, по-моему, они не очень серьезны, и к тому же я слышу доносящийся с пустоши топот копыт: еще немного — и твои друзья подоспеют на помощь. Труды и тяготы порождают силу, счастье и покой. И может быть, благодаря этой ночи ужаса, которую вы только что пережили, дальнейший путь ваш будет легок и прям!
— Но кто же вы? — ловя его руку, воскликнула девушка. — Как мне благодарить вас, великодушный…
— Ты уже достаточно отблагодарила меня, маленькая, — с нежностью отвечал незнакомец. — Мне хватит и того, что ты цела и находишься в безопасности, а твой преследователь оставил тебя навсегда. Теперь ты выйдешь замуж за этого славного юношу и народишь ему крепких сынков и красавиц дочурок…
— Но кто вы? — не унималась Мэри. — Откуда вы? Что вы здесь ищете? И куда направитесь дальше?..
— Я — безземельный скиталец, — проговорил он, и странное, неуловимое, почти мистическое выражение забрезжило в его холодных глазах. — Пришел я с заката, а ухожу навстречу рассвету, куда направляет мои стопы Господь. Ищу же я… наверное, спасения своей души. Я пришел по следу, имя которому — месть… А теперь я должен оставить вас. Близок рассвет, а я не должен терять время даром. Может случиться, что я вас более не увижу. Я сделал здесь, что должен был сделать; работа моя окончена, долгий кровавый путь завершен. Тот, кто пролил кровь, умер. Но есть и другие, пролившие кровь, а значит, есть кровавый след, требующий возмездия. Господь сделал меня Своим орудием. Пока торжествует зло и преумножается несправедливость, пока недобрые люди помыкают мужчинами и глумятся над женщинами, пока обижают слабых — людей ли, животных… до тех пор не знать мне отдыха под Божьими небесами, не ведать мира ни за накрытым столом, ни в мягкой постели. Прощайте!
— Останьтесь!.. — вскакивая, закричал Джек, и на глазах у него вдруг выступили слезы.
— Погодите, добрый сэр! — воскликнула Мэри, простирая вслед уходящему нежные белые руки.
Но высокий силуэт уже растаял в предутренней тьме, и не стало слышно даже шороха шагов.
Нлонга подбрасывал ветку за веткой в потрескивавший костер, и языки пламени весело взвивались, выхватывая из темноты лица обоих мужчин.
Нлонга, колдун вуду одного из племен Невольничьего Берега, был поистине древен. Его лицо испещряли сотни морщин, а иссохшее, скрюченное тело казалось старчески хрупким. Багровые отблески пламени играли на ожерелье, составленном из костяшек человеческих пальцев.
Второй человек был англичанином, и звали его Соломон Кейн. Рослый, широкоплечий, он носил облегающее черное одеяние — обычный костюм пуританина. На голове у него была мягкая фетровая шляпа, не украшенная даже пером. Он надвинул ее низко, на самые брови, так что бледное неулыбчивое лицо оставалось в тени. Глубокие задумчивые глаза в свете костра казались бездонными.
— Твоя вновь приходить, брат, — монотонно бормотал колдун, пользуясь пиджин-инглиш — ломаным жаргоном, на котором обычно объяснялись между собой чернокожие и белые, жившие на западном побережье. Колдун страшно гордился знанием этого языка. — Много лун разгорайся и умирай с того дня, когда мы совершай приношение крови. Твоя уходи на закат, но опять возвращайся!
— Верно, брат. — Низкий голос Кейна казался почти замогильным. — Мрачна твоя страна, Нлонга, мрачна, погибельна и кровава, и ограждает ее черная тень ужаса. И все же я возвратился…
Старый колдун, не отвечая, шевелил палкой головни. Кейн помолчал немного и продолжил:
— Там расстилаются неизведанные просторы… — Длинный палец указал в непроглядно темные джунгли, молча стоявшие за кругом света. — Там ждут тайны, приключения и непостижимые ужасы. Однажды я уже бросил вызов здешним дебрям и едва не расстался в них с жизнью. Я уцелел тогда, но что-то вошло в мою кровь… что-то прокралось в душу и шепчет, словно нечистая совесть, отягощенная позабытым грехом… Джунгли! Зловещие, темные джунгли вновь позвали меня, и я услышал их зов даже по ту сторону синего соленого моря. Я вернулся и с рассветом отправлюсь к самому сердцу лесов. Что ждет меня там? Незабываемое приключение?.. Погибельный рок?.. Но по мне, лучше уж смерть, чем эта непреходящая и вечная тоска по Неведомому, этот огонь, что проник в мои жилы и горит в них огнем, заставляя желать неизвестно чего…
— Она звать, — пробормотал Нлонга. — Одна такая джунгли звать тебя. По ночам она приходи к моя хижина, обвивайся кольцами, как змея, и шепчи на ухо о странном. Эйя!.. Зов джунгли!.. Мы с тобой братья крови. Моя — Нлонга, могучий творец неназываемой магии. Твоя иди джунгли, как все, кто слышит ее зов. Может, твоя оставайся жить, но скорее, твоя погибай… Твоя верить в то, что моя повелевай духами?
— Как ты это делаешь и что за этим стоит, я не очень понимаю, — хмуро проговорил Кейн. — Но кое-что я видел сам. Например, то, как твоя душа по собственной воле покинула плотскую оболочку, чтобы заставить двигаться бездыханное тело…
— Это так! Ибо моя — Нлонга, жрец Черного бога!.. А теперь твоя смотри: моя творить волшебство.
Кейн внимательно наблюдал за тем, как старый служитель вуду склонился над огнем, плавно поводя руками и бормоча заклинания. Кейн смотрел, и странная сонливость все плотнее окутывала его… Вот перед глазами заколебался туман, сквозь который смутно виднелся озаренный огнем силуэт Нлонги… Потом все пропало.
