Он дернулся, начал выплывать из сна, перед открытыми глазами проступил рифленый потолок, стены, но в ушах еще гремит, нет, не гремит, но все заполнено этим могучим голосом, все в мире, все на свете, и сейчас, содрогаясь от ужаса, он вспомнил, что уже слышал этот голос, именно его слышал всякий раз, когда возникали пророческие видения.
Душа, все еще скованная космическим холодом, робко напомнила, что это не просто голос, это зов, он же и призыв, повеление, указание, это именно то, чему повинуется все на свете: от самых мелких комариков до самых великих людей, да что там комариков: деревья, травы, горы, моря — все то, что без Его воли не посмеет даже листок уронить. Это все повинуется, все делается по этому Его зову, понимая по-своему, все сущее внемлет и следует, этому гласу внемлют и следуют одинаково покорно атомы и галактики, электроны и черные дыры.
— Слышу, — проговорил он в полузабытьи. Сейчас, когда уже понял, где он и что с ним, остался лежать с закрытыми глазами и старался удержать в сознании медленно затухающий глас. — Говори, я внемлю…
В потрясении понимал, что этот глас звучит сейчас для всех: людей, зверей, птиц, живой и неживой материи, но всяк слышит в нем только то, что способен понять, вернее, то… что слышит. Этот глас в свое время велел рыбе выползти на берег, ящерице прыгать с дерева на дерево и отрастить крылья, а питекантропу взять в руки палку. Этот глас в свое время велел элементарным частичкам собраться в атомы, а те выстроил в атомные решетки, зажег звезды и раскрутил спиралевидные галактики.
Этот глас словно бы обращен в пустоту, но говорящий видит и слышит все, вернее, ощущает все, ибо это он сам и есть, а обращаться к каждому в отдельности — слишком велика честь, ведь, кроме него, Олега, возможно, есть в этом мире и такие гиганты, как мыслящие галактики или сверхразумные квазаги…
А может, подумал он трезво, уже просыпаясь окончательно, и нет. Конечно же, нет! Человек — вершина эволюции, здесь старые философы угодили в самую точку. Видимо, тоже слышали глас. Живое — это самое сложное, а значит, и самое высшее, что могла создать природа. А самое высшее из живого — человек.
Надо напомнить Мраку, подумал хмуро, чтобы не увлекался переходами на внутриядерный уровень. Энергии — да, больше, как и скорости, но, похоже, мыслить человек может только вот в таком насыщенном водно-солевом растворе. В смысле, генерировать новые идеи и новые мысли, а просто существовать на старых мыслях и старых идеях можно и в виде атомного вихря или пучка света.
— Мы не одиноки, Мрак, — прошептал он. Сильная рука опустилась на его плечо, пальцы сжали, словно попал в стальной капкан.
— Не спи! Говори, говори!.. Что ты увидел? Где-то еще есть люди?
Олег, все еще с закрытыми глазами, мотнул головой.
— Нет…
— Так кто же есть? Разумные муравьи?
Олег прошептал тихо, словно прислушивался к чему-то очень далекому:
— Нет, Мрак, разумного больше нигде нет… Разумного, как мы понимаем. Да и не должно быть больше, понимаешь ли…
— Понимаю, — ответил Мрак быстро. — Одна голова хорошо, а две — некрасиво. Вообще урод получится. А вот почек пусть две.
Олег медленно открыл глаза. Мрак от неожиданности отшатнулся, глаза Олега красные, даже пурпурные, как раздуваемые ветром горящие угли. Гаснут очень медленно, и лишь когда стали изумрудно-зелеными, Мрак перевел дыхание, а Олег повел очами по сторонам, переспросил с беспокойством:
— Я ничего не натворил?
— Мебель цела, — заверил Мрак, осмотревшись. — Правда, вино кто-то выдул. Но я не указываю пальцем, боже сохрани, ты же святой человек! Что ты говорил насчет неодиночества?
Олег вздрогнул, зябко поежился. Лицо посерело, в глазах метнулся страх, даже губы задрожали, когда проговорил с явным усилием:
— Мы, все человечество, что-то вроде одинокого муравья. Но муравей в одиночестве не выживет, знаешь.
— Знаю, — подтвердил Мрак гордо. — У него нет собственного желудка, а один на всю братву.
— Так вот, и человечество не выжило бы, если бы не питалось с другими через общий желудок. Но только другие… они нечеловеки, Мрак. Вообще неразумные, хоть и подревнее нас. Даже поважнее.
— Поважнее?
— Как поважнее, скажем, сердце, — объяснил Олег все еще потрясенным голосом. — Или печень. Без сердца человек жить не сможет, даже если супергений. А вот без мозгов живут.
Мрак сказал гордо:
— Так это ж хорошие новости! Понятно, что крестьяне без генералов проживут, а генералы без крестьян — нет. Что-то мне стали нравиться твои откровения., Олег! Как хорошо быть в генералах…
Олег приподнялся, сел, во всем теле, странно отяжелевшем, медленно гасло ощущение величественности, всеобъемности, чувства, что соприкоснулся… нет, был чем-то непомерно огромным и всесильным.
— Да иди ты со своими шуточками. Дело очень серьезно, Мрак. Космос, Вселенная — совсем не то, что мы себе представляем.
Мрак захохотал:
— Ты это повторяешь все чаще и чаще! Не заметил? Олег огрызнулся:
— А разве не сложнее и сложнее? И всякий раз такая жуть, всякий раз я все муравеистее и муравеистее… Чем больше у меня знаний и мощи, тем я мельче и ничтожнее, а Вселенная громаднее и сложнее…
Он запнулся, зрачки расширились, Мрак хлопнул по спине, сказал отечески:
— Вселенная, как заботистый родитель, не показывает сразу, откуда дети берутся. А то показать тебе все, когда мы только из Лесу, у тебя бы сразу нервный шок, и лапти кверху!
— А у тебя? — спросил Олег сердито.
— Со мной бы ничего, — ответил Мрак безмятежно.
— Почему?
— А я бы ни хрена не понял, — хладнокровно ответил Мрак и захохотал. — А ломать голову не стал бы. Пусть конь голову ломает, у него голова большая, да еще волхвы всякие… Вон Таргитай увидел, ему как с гуся вода.
Олег помрачнел, мотнул головой:
— Тарх — особый случай. Мрак взглянул на часы, сказал:
— Пора будить Викторию.
— Да она и сама проснется в назначенное время.
— Ну да! — возразил он. — Мы должны быть рядом. Суровые, с озабоченными лицами, все еще не уверенные в результате… Нет, уверенные в успешном вживлении, но вот как она начнет принимать сигналы, не испугается ли… Это все у нас должно читаться в глазах, а на мордах вообще будет написано, даже отпринтерено крупными печатными буквами. Болтом.
Олег отмахнулся, Мрак то ржет, как конь, то говорит чересчур серьезным и скорбным голосом, а это значит, что снова какой-то подвох. Или строит из себя психотерапевта, старается вывести, как он считает, из ночной депрессии. Хорошо, хоть вместо сна не предлагает пока что ходить к бабам.
— Пойдем.
Они переместились в лабораторию сквозь крышу и все перекрытия, только Мрак, распылив перед собой дыру в потолке, сделал вид, что ошибся, и собрал ее из золота. Олег покачал головой, исправлять не стал, Мрак ощутил себя виноватым под укоряющим взором зеленых глаз, перестроил атомы в прежние атомные ряды и решетки.
