и у кого отобрать. Кажется, за последние годы многие из присутствующих здесь забыли о том, что у вас есть владыка… Что ж, я напомню об этом.
— Не сомневаюсь, правитель, — Высший слегка склоняет голову, но покорности в его глубоком голосе — ни капли. — И прошу простить мою дерзость, я неверно выразился.
— Что ж, в следующий раз лучше подбирай слова.
— Конечно, владыка. Но всё же…
— Хочешь что-то добавить? — я хмурюсь, глядя на него, а краем глаза подмечаю, как заинтересованно многие малефики прислушиваются к нашему разговору.
— Лишь одно, владыка. Многие из нас жили на этой земле, пока вас не было. Пока наш прошлый повелитель говорил с древними богами — мы управляли этой землёй. Да, может быть не так хорошо, как вам хотелось бы — но мы пытались. По-крайней мере, половина из здесь присутствующих — потомки сангаур как минимум в третьем поколении. Я сам веду родословную от тех, кто бежал в Западного материка, и моё фамильное древо насчитывает тринадцать поколений. И все эти тринадцать поколений поддерживали Ирандера, а теперь и вас, владыка Хэлгар. Неужели я — тот, кто воевал за вашего отца — достоин положения также как крестьянин, который только и умеет что убирать за коровой навоз?! Который даже не умеет писать и считать?!
Ноздри Харрана гневно раздуваются, когда он задаёт этот вопрос, и его слова вызывают возгласы одобрения.
— У нас вековые традиции!
— Устоявшийся уклад нельзя менять! Это приведёт к катастрофе!
— Если мы дадим черни волю — они вовсе перестанут работать! А если будут знать, что никто их не накажет — как станут себя вести?! Без почёта и уважения!
— Вы закостенели, — я качаю головой и успокаиваю людей поднятой рукой. — Привыкли жить определённым образом и не видите, к чему всё идёт — а я вижу. Вскоре королевство начнёт разваливаться на куски, а между вами вспыхнут свары.
— Тогда мы решим их как всегда — магией и словом нашего правителя! Вашим словом, как поступали наши отцы и деды! Но впутывать в дела сангаур чернь… Да ещё и давать ей возможность влиять на нашу жизнь… Это слишком!
— Это не тебе решать, Харран. Твои слова лишь доказывают, что ты не желаешь мыслить шире. Разумеется, никто не поставит безграмотного крестьянина управлять деревней или городом. Никто не даст ему возможность огульно обвинять любого сангаур. Я ведь об этом и говорил — я лично буду выбирать тех, кто разбирается в разных отраслях жизни. Я создам новую власть. И вам не о чем переживать — ваша жизнь изменится в лучшую сторону, обещаю.
— Мы воевали за Ирандера, — сжимая огромные кулачища, цедит Харран. — Мы все, и наши предки — мы то единственное, что удерживало Империю от уничтожения нашего народа! Наша магия сдерживала западную погань — и мы жертвовали годами своей жизни за каждого из убитых имперцев! И именно за это Ирандер даровал нам власть. А вы… Вы хотите перечеркнуть деяния наших предков? Перечеркнуть наши жертвы?! И что дадите взамен… владыка?
— Я дам вам свободу, — ровным тоном отвечаю я. — Свободу и спокойствие. Вам не нужно будет думать о том, что вашим детям придётся погибать на бессмысленной войне также, как на ней гибли ваши отцы. Я создам новое королевство, которое станет тем местом, в котором вы сможете жить, не думая о бесконечных битвах. Я дам вам то, чего у вас никогда по-настоящему не было — жизнь.
* * *
Поначалу новый государственный строй принимается тяжело — и не только элитами «тёмного» государства, но и обычными жителями, чего я совсем не ожидаю.
Большей частью, забиваемые и запугиваемые веками люди просто не могут взять толк, что у них теперь есть права, а не только обязанности — и это порождает массу проблем.
В частности, в дальних провинциях и отдалённых поселениях, которыми десятки и сотни лет управляли малефики, никто не спешит оспаривать их действия или передавать власть.
Это работает, в основном, лишь в столице и вокруг неё — там, где я сформировал суды и магистраты из людей, к которым присмотрелся за последние месяцы, которые показали себя с самой лучшей стороны и приняли изменения благосклонно.
Да, были и такие — например, молодые чернокнижники из семей простолюдинов, которые ещё не успели очерстветь и отдалиться от своих родных. Или военные в похожих ситуациях. Или те Направляющие, разум которых оказался пластичен, и они поняли, что следуя за изменениями получат больше, чем если будут им противиться.
Они старались выполнять мои указы, изучали новые законы и доносили их до простолюдинов, помогали мне ввести в обиход финансовую и образовательную системы. Но таких людей было меньшинство.
Впрочем, та же Изабель, узнав о введённых мной реформах, сильно порадовалась. В приватной беседе я увидел, что девушка стала относиться ко мне слегка теплее, чем во время первого нашего разговора. Она явно верила, что я стараюсь изменить Ялайское королевство в лучшую сторону, и это грело мне душу. И грело куда сильнее, чем дипломатические письма, которые она отправлял в Лавенгейский вал — ведь я до сих пор не верил, что Император жаждет мира также, как и я…
Что же касается Тормунда — с ним всё было не так однозначно. В глазах бывшего друга я всё ещё видел недоверие, словно он считал, что всё, что я делаю — хитроумный план, чтобы охмурить Изабель и выставить себя в лучшем свете, пока готовится нападение на Империю.
Но заметив взгляды, которыми он стреляет в сторону Иссель, встречая её иногда в коридорах замка, я решил этим воспользоваться. Похоже, девушка ему нравилась! Так что во время общих обедов и ужинов я старался сажать здоровяка и ялайку рядом. Через некоторое время, подслушивая их беседу во внутреннем саду южного дворцового крыла, я услышал, как Иссель рассказывает Тормунду о том, как сильно изменилась жизнь в королевстве с моим приходом — в лучшую сторону, само собой. И судя по реакции бывшего друга — после этого разговора его ледяная броня дала трещину.
Разумеется, с наскока изменить целый государственный строй невозможно — но я и не ставлю такой цели. Всё должно происходить постепенно, и примерно через месяц после собрания Сената я, наконец, вижу первые успехи.
В Терразоре нормализуются ремёсла и сельское хозяйство, добыча сырья и услуги. Народ всё ещё живёт бедно, однако за счёт того, что я сам постоянно нахожусь в столице и внимательно слежу за исполнением законов, сам веду многие суды и сам наказываю виновных
