и есть на самом деле. После слишком увлеченного коренными перестройками Петра Первого, довольно апатичной во всем, что касалось государственных вопросов Екатерины Алексеевны, и не успевшего опериться юнца Петра Второго, воцарение Анны Иоанновны было благом. Иногда стране нужен как раз такой правитель, вернее правительница — жесткая, справедливая и умная. Понятно, что на такую удобно глядя из будущего всех собак навешивать, но если Россия во время ее царствия сумела перевести дух, накопить жирку, продолжить прежний курс и укрепиться, пошли все эти борзописаки одним хорошо известным туристическим маршрутом.
— Господин подполковник, с вашего позволения, возьму сержанта фон Гофена к себе. Обещаю, что он вернется в полк, как только выполнит поручение государственной важности, — отрывисто проговорил Ушаков.
— Да, я слышал волю императрицы, — спокойно произнес Густав Бирон. — Фон Гофен, с этого момента вы переходите в распоряжение генерала Ушакова. Проявите себя, как подобает солдату-измайловцу.
Он отсалютовал шпагой, давая понять, что разговор окончен.
Мы вышли из дворца. Ушаков усадил меня в свою карету, экипаж покатился, сопровождаемый отрядом вооруженных до зубов гайдуков.
— Полноте вам расстраиваться, барон. Вы молоды, полны сил. Не падайте духом! — ободряюще заговорил генерал.
— Я в порядке, Андрей Иванович. Что было, то было. Какой смысл горевать? Я с самого начала чувствовал, что собираюсь откусить больше, чем влезет в рот.
— Похвально соизмерять свои силы. Те, кто зарывается, рано или поздно осознают, что падение с небес на землю может статься весьма болезненным, — довольным тоном произнес Ушаков. — Есть у меня на тебя виды, барон. Удачно твои солдаты на дом Сердецких наскочили. Столько нового и интересного приоткрылось, — генерал зажмурился как кот, при виде сметаны. — Жаль, не весь клубочек размотать удалось. Главные злоумышленники все еще скрываются.
— Хотите сказать, что Сердецкие и Потоцкий до сих пор не пойманы? — удивился я.
— Пока нет, но всенепременно споймаем, и ты в том поможешь.
— Простите, Андрей Иванович, но я вас не до конца понял: чего именно вы от меня хотите?
— Экий ты непонятливый, фон Гофен, — досадливо покрутил головой генерал. — Иль притворяешься?
— Зачем мне притворяться? Я все больше по воинской части в последнее время занимался, с господином Бироном планы строил. В дела Тайной канцелярии не вмешивался.
— Попробовал бы вмешаться! Я б тебе быстро голову от тела отделил.
— Ну, так я и говорю, что ведать не ведаю, каким образом могу вам помочь.
— Очень даже можешь, — снисходительно объявил генерал. — И наверняка догадываешься как. Уж больно ловко твои гренадеры людей Сердецкого скрутили. Раз-два и готово! А ведь обычно без пальбы или драки хорошей не обходится. Знают воры, на что идут и живыми даваться не любят. Столько голов иной раз класть приходится, чтобы злочинца за шкварник изловить. Вот бы при мне команду такую заиметь, чтобы без лишнего шуму и крика за жабры брать тех, кто ворогом России приходится.
Врагом России или вашим личным врагом, Андрей Иванович. Как разобраться и отделить одно от другого? А желание окружить себя верными людьми — понятно. Ничего в нем противоестественного не наблюдаю. Вон, Густав Бирон того же желает, не случайно меня двигать начал, да только императрица по-другому мою карту разыгрывать начала, Ушакову на кон сдавать доверила.
А мне как быть? И хочется, и колется! Понятно, что благодаря могущественному владыке Тайной канцелярии можно лишний шаг вперед сделать, раз уж с дворцовой ротой не сложилось, но жаль, не ведомо мне, как он себя во время переворота вел: честно сдал заговорщиков с потрохами, или не стал сигнализировать, а просто сменил хозяев? Как-то на школьных уроках истории на этом моменте внимание не акцентировалось, а спросить не у кого: разве, что у Кирилла Романовича, а тот, как оставил меня в камере, так с тех пор не появляется. А ведь обещал, другое дело, что точных сроков не указывал.
Если пораскинуть мозгами — интересный вариант вырисовывается: я теперь не учу историю, я ее по капельке, но делаю. Напыщенно звучит, конечно, но ведь правда от первого до последнего слова.
Что это я все о себе любимом. Вернусь к Ушакову, пока тот в окно задумчиво смотрит на распускающуюся почками деревьев весну-красну. Отвернулся из чувства деликатности, подумать дает. Хорошо, буду мыслить логически. Пожалуй, что второй вариант самым верным кажется. Такие кадры, как Ушаков, ценятся при любой власти, при Елизавет Петровне тем паче. При ней Тайная канцелярия куда бодрей заработала, соответственно и влияние главы этого достойного учреждения выросло. Нос Андрей Иванович по ветру держит. Как только поймет, чья сила берет, враз перекрасится.
Может, согласиться: рискнуть втереться в доверие, в нужный момент подпихнуть и занять табуретку. Нет, Ушаков не настолько наивен, иначе б его давно с потрохами съели. Быстро сообразит, что под него копают и примет меры такие, что и в страшном сне не приснится.
Выходит, что если держаться его линии, то лишь до того момента, как он начнет другой стороне подыгрывать. Я решил идти ва-банк:
— Смею спросить, Андрей Иванович, уж не обо мне и моих ребятах речь идет?
— А о ком же еще! — усмехнулся Ушаков. — Вы себя проявили, как надо показали. Зачем мне неподготовленные конфиденты? Золотом обсыпать не обещаю, но жалованье больше чем в гвардии положу. И до чинов помогу дослужиться.
Опять расставляются сети. И ведь чую, что, согласившись, только запутаюсь. Нет, не лежит у меня душа к ремеслу фискально-пыточному. А если Ушаков действительно переметнется к Елизавете, причем задолго до того, как она о перевороте подумает? Рыба ищет, где глубже, человек, где безопасней. Мне вас, Андрей Иванович, за три версты обходить надо. Вы человек умный, знаете, как не цепями — словами опутывать. Глазом моргнуть не успею — втянете в такие делишки, что волосы дыбом.
— Лестно мне это слышать, Андрей Иванович, но я человек военный. В баталиях для себя вижу пользу государству российскому. Зачем вам плохой сыщик?
Лицо Ушакова озадаченно вытянулось:
— Что-то ты, барон, опять резоны приводить начал странные. Я ведь разговор наш первый помню, ни словечка не забыл. Откуда у тебя, штафирка немецкая, такое высокомерие? Думаешь, подполковник горой за тебя встанет?
Сильно екнуло сердце. Ушаков прав, близость к Густаву Бирона сделала меня излишне безмятежным. Только расслабился, а тут…
— Андрей Иванович, никому я не нужен и не понадоблюсь. Исчезну, и на мое место тут же придут десятки других, ни в чем мне не уступающих. Только я ведь серьезно говорю, если и есть от меня какая польза, так она в другом.
— Ой, гордец! — хлопнул себя по тощим ляжкам Ушаков. — Я тебе,
