После того, как за ними захлопнулась дверь, я откинулся на спинку кресла.
— Тайто…
— Куда Майю с Мадиной унесло?
— Госпиталя новая смотреть пошли, Лука с ними, — четко отрапортовал айн.
— Хорошо, готовься в дорогу. Завтра с утра поедешь собирать свой народ и гиляков.
— Готова!!! Я готова! — Тайто вытянулся во фрунт. — Отец, очень я ждала этого. Совсем готова.
— Готова… — я ухмыльнулся. — На французском болтаешь как я, а когда русский выучишь?
— Не получаться пока… — айн состроил притворно огорченную рожу.
— Ладно. Кто там на очереди? Косоглазые? Зови…
Но в кабинет вместо японской делегации, первым ворвался щеголевато и дорого одетый парень с таким же характерным разрезом глаз.
— Алекс, надеюсь ты не собираешься принять этих азиатских варваров прежде меня? — на чистом русском языке заявил он.
— Тюмень!!! — я встал и крепко обнял гостя. — Добрался все-таки.
— Уж извини, Алекс, но такое развлечение я пропустить не могу, — калмыцкий князь Дорджи Тюменев ухмыльнулся. — И две сотни нукеров привел за собой. Ну, кого тут резать?
С князем Тюменевым я познакомился в Европе, где он фестивалил с воистину русским размахом. Сошлись мы быстро — Дорджи оказался отличным другом и с радостью откликнулся на предложение погонять японов на Сахалине. Тем более, он абсолютно иррационально, дико их ненавидел — почему-то считал варварами.
— Кого, кого, будто сам не знаешь кого, но погоди пока резать. Для начала вас проводят во временный лагерь, примете лошадей, вооружитесь и экипируетесь. Устроишь людей, а к восьми вечера сюда ко мне, все обсудим. Лично ты разместишься пока…
— Я со своими, Алекс, — отрезал князь. — По-другому никак.
— Не сомневался в тебе, Тюмень…
Спровадив Дорджи, я приказал впускать японскую делегацию.
Четверо японцев во фраках чинно вошли в кабинет и в рядочек выстроились у стены. Если двое из них еще как-то походили на гражданских, то остальные, несмотря на радостные морды и гражданский прикид — однозначно были кадровыми офицерами — я в таком не ошибаюсь.
— Барон де Лавардан, председатель правления корпорации «Лавардан групп», генерал-губернатор Сахалина! — сухо представил меня на французском языке Николя, отыгрывающий роль секретаря-референта.
Я небрежно развалился в кресле еще старого губернатора Ляпунова и тоже изображал на физиономии приветливость. Правда вряд ли это выглядело особо искренне, так как единственным моим желанием было отдать приказ скормить японцев свиньям.
Делегаты синхронно согнулись в глубоком официальном поклоне, после чего, один из них, коротко стриженный крепыш с усиками-стрелочками представил других.
Выяснилось, что это Учи Тогасегава, помощник советника первого ранга губернатора префектуры Карафуто Оцу Тосио. Остальные оказалась представителями японского капитала.
После представлений помощник торжественно зачитал приветственное письмо ко мне от своего начальника, в котором тот выражал горячую надежду на добрососедские отношения, а коммерсанты презентовали… потемневшую старинную русскую икону, которую зачем-то оправили в шикарный резной оклад, но почему-то в японском стиле.
Твою же мать…
Вот честно, хреновы коммерсанты повисли на волоске. Но сдержался, три тысячи блудливых монашек.
Японы по моему лицу сразу поняли, что упороли косяк и принялись часто кланяться.
Пришлось сглаживать неприятный момент. Я сухо поблагодарил, после чего поинтересовался, какого хрена, им, гребанным коммерсантам, собственно надо.
А вот ответ позабавил. Оказывается, они хотели… нефти и вообще, тесных торговых отношений по всем аспектам.
И это предложение, оказалось, как нельзя кстати. Нефтяные месторождения уже начали давать первую продукцию, и реализация ее японцам давало нам быстрые свободные средства, с которыми, у меня уже начались большие проблемы. Ради бога, пусть покупают, чем больше тем лучше.
Я тут же спровадил промышленников к своему помощнику по коммерческой части и остался с Тогосегавой.
— Господин Тосио выражает надежду на тесные добрососедские отношения, господин де Лавардан, — вкрадчиво начал японец.
— Мы не против, — вежливо ответил я.
— В таком случае… — Тогасегава поклонился. — У господина Тосио вызывает недоумение задержание японской геологической партии и группы мирных торговцев вашими людьми.
— А у меня вызывает недоумение наличие оных японских подданных на суверенной территории, законно принадлежащей «Лавардан групп», — я вежливо прервал японца. — Особенно, так называемой геологической партии. Как это понимать, господин Тогосегава?
— Они находились здесь по устной договоренности с прежней администрацией… — попробовал отговориться японец.
— Мне кажется, прежняя администрация не имеет никакого отношения к нынешней, не так ли?
— Мы примем все меры, чтобы подобные недоразумения больше не случались, — торжественно пообещал японец.
— Это касается также и японских рыбаков в наших территориальных водах? — сухо поинтересовался я. — Отныне, наши добрососедские отношения будут регулироваться исключительно рамками официальных документов, но никак не устными договоренностями. Можете присылать рабочую группу по обсуждению договора.
— Господин Тосио надеется на личную встречу с вами, господин де Лавардан…
— Я не против, при наличии свободного времени… — с насквозь фальшивим радушием ответил я.
Японец прекрасно меня понял, лицо его осталось спокойным, но в глазах мелькнула откровенная враждебность.
— Мы можем надеяться, что японские подданные будут освобождены?
— Можете. Я отдам необходимы приказы.
— Господина Тосио настораживают военные приготовления с вашей стороны.
— А нас должно настораживать наличие дивизии полного состава с приданной артиллерией с вашей стороны? Мы исходим с позиции паритета, а вы какие цели преследуете?
В общем, не сказал бы, что встреча получилась, впрочем, определенные рамки отношений мы оговорили. Правда надежды на то, что японцы будут их соблюдать — все-равно никакой не было. Но ничего, я и не надеялся, пусть творят что хотят, немного потерпим — мне надо всего-то четыре месяца. Договор о добрососедских отношения заключим, конечно, а потом этим договором их и прихлопнем.
После косоглазых начал принимать выборных от народа. И вот тут не обошлось без приятных неожиданностей.
В кабинете появились два старичка, один типично семитской наружности, а второй с характерно восточной физиономией. Сухенькие, ветхие, с палочками, но бодрые и живенькие.
— Господи!.. — ахнул я и сорвавшись с места, сграбастал дедов в охапку. — Мои вы родные…
— Алексей Христианович, вы… — счастливо всхлипывал Яков Самуилович Рапоппорт, фельдшер, с которым я встретился на Сахалине еще в самом начале своей эпопеи. — Думал уже и не свидимся…
— Я знала, знала, что мирза приедет еще… — шамкал беззубым ртом Ахмет, палач бухарского эмира — тоже мой соратник с первых дней. — Говори, что делать, мирза! Моя приехала служить! Надо башка япона секир делать — буду! Ничего не забыть, ждать, когда Ахметка нужен быть. Сила мал-мала нет, но голова помнить. Помощник давать — все будет!
— Да окстись ты, палаческая морда! Дай с человеком поговорить!.. — зашипел фельдшер. — Старуха с косой погадить отпустила и туда же — секир-башка, секир-башка…
— Тьфу ты, жида пархатая! — Ахмед погрозил Якову Самуиловичу сухеньким кулачком. — С тобой говна есть хорошо, никому не давать — сам все сожрать. Ахметка служить пришел — не такой лишний деда без польза как ты…
— Что? Да я еще сам могу…
— Горшка сидеть?..
— Сам ты горшка, старый пень!..
— Тише, тише… — поспешил успокоить я разбушевавшихся стариканов. — Всем дело найдётся. Николя, живо стол накрыл и никого не пускать…
Посидели, вспомнили прошлое, я прямо душой оттаял.
— Так что, принимай на работу, Христианович! — категорично заявил фельдшер. — Мы еще пользу можем приносить. Еще как можем.
