Железная Рука не стал спрашивать о копьях и дубинках: очевидно, руги их за настоящее вооружение не считали.
Вскоре рыцарь смог убедиться в своих догадках: обстоятельство это чуть было не стало роковым для сыновей Таркиная и их дружины. Они довольно долго ехали по снежной равнине в полном молчании.
Священная палица, обернутая рогожей, была приторочена с седлу Мидгара. Колючий ветер забирался под шкуры, в которые кутались гости ругов, сами же они, привычные к пурге и распутице, казалось, не испытывали никаких неудобств. Когда миновали холм с кривым деревом, Лисий Хвост указал в его сторону и сказал, кто покоится на вершине.
— Надо забрать тело с собой, — Конн сделал жест рыцарю, — похороним его как следует, в земле.
Они въехали на холм, и руги отвалили мерзлые комья, прикрывавшие покойника.
Под комьями обнаружилась смятая, промерзшая одежда, еще хранившая очертания человеческого тела. Само тело горбуна исчезло бесследно.
— Чародей он чародей и есть, — сплюнул Ярл, словно сам недавно не оборачивался волком. — Только слуги тьмы попадают в Нижний Мир в телесной оболочке.
Это событие не прибавило ругам разговорчивости. Снова двинулись сквозь снежную кутерьму. Лошадки уверенно шлепали по грязи, пробивая тонкий мерзлый наст, земля под копытами чавкала. Равнина казалась бесконечной, а время — замерзшим и застывшим, как редкие деревья, искривленными тенями проплывавшие по сторонам едва приметной тропы.
И вдруг на этой тропе возник человек. Человек кутался в шкуру, из-под которой торчали голые ноги в легких сандалиях. Он глядел в землю, но все же брел вперед, спотыкаясь, охая и стеная, клоня худосочное тело навстречу ветру. Когда всадники приблизились, стало видно, что волосы на непокрытой голове странника выстрижены в кружок, одно ухо отсутствует, ноздри разорваны, а пустая левая глазница заткнута окровавленной тряпкой.
Человек чуть было не столкнулся с лошадью Мид — гара, но, подняв единственный глаз и узнав, видимо, старшего сына Таркиная, упал в грязь на колени и припал губами к носку мехового сапога.
— Кто ты? — спросил Мидгар.
— Повелитель, — забормотал человек, — повелитель… Горе-то какое…
— Вижу, отец был у вас?
— Великий Таркинай приезжал прощаться в Каприю…
Незнакомец закашлялся, изо рта у него потекла густая черная кровь.
— Так ты из Каприи. Горе твое велико, если ты лишил себя глаза.
Человек выплюнул кровавый сгусток и пробормотал:
— Наше горе больше, чем гора Меру, повелитель. Если бы я мог, то сам вырвал бы себе очи… Но у меня семья и пятеро малых детишек. Глаза лишили враги…
— Кто посмел это сделать, каприец, кроме твоего законного повелителя?
— Кунны! Они налетели, как саранча, они надругались над святынями, они ворвались в дома и насиловали женщин… И мою жену тоже! О, если бы я мог, я бы дрался с ними, как лев, и лучше бы умер, чем отдал мою Настию! Но зима, повелитель, эта проклятая зима… Пищи мало, сил мало, мы ничего не смогли поделать…
— Молния Ареса! — вскричал Мидгар так, что его лошадка встала на дыбы и громко заржала. — Кунны осмелились вступить в наши пределы!
— Убьем их! — гаркнул Ярл, и клич его тут же подхватили остальные руги.
— Отомстите, — прохрипел каприец, — отомстите за мою жену и всех павших. А вам — боги простят…
Он захрипел и повалился в мелкий снег. Руги не обратили на это никакого внимания.
— С нами палица Таркиная! — ревел Мидгар. — Вперед!
Воины ударили пятками в бока лошадей и быстро исчезли среди летящего по ветру снега. Дагеклан соскочил с коня и склонился над неподвижным каприй — цем. Тот был мертв.
— Надо догнать их. — Конн, не привыкший ездить без седла и стремян, старался пустить свою лошадку следом за ругами. — Вперед, Дагеклан, нельзя терять нашу единственную надежду!
Они нагнали дружину сыновей Таркиная, когда сквозь снежные вихри уже проступили стены Города.
Странный это был Город: его не окружали крепостные стены, не было и башен с дозорными. Дома начинались сразу за мелким ручьем и тоже были странные. Казалось, какие-то гиганты забавлялись, складывая огромные глыбы, да так плотно, что между ними не было и щелочки. Строения были круглыми либо овальными, с круглыми же окнами, с крышами, похожими на перевернутые суповые миски. Многие входы были завалены камнями и бревнами, возле других завалы кто-то разобрал, раскидав их с небрежной поспешностью. Город, очевидно, был велик: какие-то лестницы с высокими ступенями убегали во тьму, маячили каменные статуи с отбитыми руками и головами, а посреди круглой площади, на которую выехала дружина ругов, лежал, припорошенный снегом, огромный скелет неведомого чудовища.
В проеме между домами, восседая на темно — гнедой лошади с черной гривой, уперев в бока руки в железных рукавицах, неподвижно высился всадник. Ветер трепал край плаща, подбитого богатым мехом, лицо под железным шлемом корчило страшные гримасы. Завидев ругов, всадник поднял руку, на запястье которой висела каменная булава, словно приветствуя прибывших.
— Мидгар! — проревел он сквозь свист ветра. — Здорово, братушка!
— Я не брат тебе, — отвечал наследник Таркиная, придерживая свою лошадь. — Ты знаешь, Опас.
— Разве все мы не потомки славного Апраксая?
— Ты враг, — сказал Мидгар. — Зачем пришел к нам и убиваешь наших данников?
— Данников? А чем они платят — мясом шатунов?
Он кивнул на скелет, с которого дочиста была снята вся плоть.
— Не твое дело, кунн! — рыкнул Лисий Хвост. — Убирайся, откуда пришел!
— Не следует тебе быть столь заносчивым, — сказал Опас. — У вас нет мечей и луков, чем станете драться?
— Я разорву тебе глотку голыми руками! — Ярл выехал вперед и отбросил копье. — Выходи, померяемся силами.
— А, младшенький, — хохотнул кунн, трогая лошадь. Когда он выехал под тусклый багровый свет, льющийся от низких облаков, стало видно, что лицо его совершенно недвижно, а страшные тени, словно змеи, таятся в рассекавших кожу многочисленных шрамах. Тени шевелились, и казалось, что кунн угрожающе морщится.
Между каменными стенами возникло движение — десятки всадников выдвигались из темных проемов, холодный свет играл на их шлемах и наконечниках стрел, направленных на ругов.
— Зачем мне с тобой драться? — В голосе Опаса звучала насмешка. — Мой знак — и все вы умрете.
— Не сделаешь этого, — уверенно сказал Мидгар.
— Почему же?
— Ты — вождь Опас Резвый, многим ведомо твое имя. Не станешь его марать.
— Ты прав, негоже убивать безоружных. Да и дело-то, за коим мы явились, пустячное. Тощие ваши данники нам не нужны, это уж мы так порезвились, для порядку. Ежели дело сладим, то миром разойдемся…
