Сердце ледяного мира - Яна Шепот

Оратор замолчал. Люди, опьянённые словами и можжевеловым запахом, возмущались, кричали, топали ногам.

— Да как они посмели!

— Мерзкие эллады! Я готов голыми руками ломать им шеи!

От толпы исходило такое напряжение, что, если раздать всем топоры и вывести элладов, их порубят на мелкие кусочки. Оратор сделал глубокий вдох и поднял руки. Люди успокаивались. Ропот затихал.

— Да, тогда у вас не было выбора, но сейчас он есть! Вы можете выбрать освобождение от проклятия. Выбрать весну, тепло и здоровье для своих потомков!

Люди опять зашумели, но уже одобрительно.

— Всё это нам дарует новый Бог — Всевидящий, — Оратор вытянул руки над толпой, будто держал что-то, а затем резко убрал их. — Но прежде, чем передать этот дар, он хочет убедиться, что новый мир не постигнет та же участь. Для этого мы должны прогнать магию из своих земель, из своих сердец и душ!

Оратор замолчал и строгим взглядом обвёл толпу. Та молчала и словно боялась пошевелиться.

— Но вместо того, чтобы изо всех сил тянуться к свету, вместо того, чтобы выбирать лучшее для своих детей, многие до сих пор прельщаются магией и тем могуществом, что она даёт. Они открывают свои сердца злу и растят внутри себя гордыню, древо разрушений! — воскликнул Оратор и ударил кулаком по перилам. — И пока есть такие люди, никто из нас не будет в безопасности. Поэтому мы должны отвечать не только за себя, но и за родных, и за своего соседа! Если мы закрываем глаза на то, что творится рядом, если позволим соседу заниматься магией, то мы тоже помогаем злу! Помогаем ему жить и распространяться на наших землях!

Люди зашумели и стали поглядывать друг на друга. Оратор позволил этой подозрительности немного побурлить и разрастить, а затем продолжил милым голосом:

— О, не стоит подозревать тех, кто сейчас здесь. С нами. Это либо праведные люди, либо те, кто решил стать на праведный путь. И Всевидящий поможет вам укрепить веру и защитить души, избавит от зла в сердце и наполнит его светом! Обратите внимание на тех, кого здесь нет, и задайте себе вопрос: «Почему они не с нами? Что они скрывают? О чём молчат?» Готовы ли мы потакать им в этом молчании и покрывать их грех? Готовы ли мы расплатиться за это своим будущим и будущим своих детей?

— Нет, — раздался хор голосов.

— Помните, магия — это зло! И как бы ни прельщало вас то могущество, которое она даёт, всё, в итоге, обернётся разрушением! Иначе быть не может! Но если вы чувствуете, что вам сложно противостоять злу, вспомните: вы не одни. С вами Бог. Откройте ему свои сердца и попросите о защите, и он искоренит зёрна гордыни и не даст свернуть с правильного пути, с пути, ведущего к свету и теплу. Хвала Всевидящему!

— Хвала! Хвала! — подхватили прихожане.

Оратор осенил себя священным знаком, и все повторили за ним.

— А теперь помолимся и попросим укрепить нашу веру!

Люди вставали на колени и выгибались в молитвенных позах, открывая своё сердце и глаза Богу.

— Бог наш Всевидящий, я стою тут перед тобой, беззащитный в своих помыслах и поступках, и отдаю себя под защиту твою, и прошу тебя о милости.

Девочка лет десяти присела на скамью рядом с мальчиком чуть старше неё.

— Привет. Меня зовут Айла, — она протянула руку. — А тебя как?

— Адам Мортен, — мальчик откинул с глаз прядь волос и пожал ладонь.

— Я сегодня за тобой присмотрю, пока тётя Хельга будет заниматься своими делами.

— Я уже взрослый и сам могу побыть один!

— Конечно взрослый, — потрепала его по волосам Хельга, — но Айла будет тебе помогать, да и вдвоём веселее как-то.

Адам почесал ухо и кивнул.

— Айла, не забудь про чугунок в печи. Я поставила кашу томиться и…

Пока мама наставляла девочку, Мириам села на лавку у двери, прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Перед внутренним взором тут же всплыли сгоревшие трупы иллидов. По телу прокатилось отвращение. Затошнило. Воспоминания о том дне были странными.

Утро запомнилось в мельчайших подробностях. Оно начиналось как обычно. Проснулась. Расчесала волосы. Оделась. Умылась остатками воды в ведре у печи.

Сейчас Мириам готова была поклясться, что едва открыв глаза, ощутила странное тревожное чувство: будто каменная плита придавила грудь. А может, она всё это придумала, чтобы хоть как-то отделить тот день от всех предыдущих.

Мириам подбросила дрова в печь, закрыла заслонку и посмотрела на пустое ведро. Нужно принести ещё воды. С этими мыслями она вышла на улицу, чтобы взять коромысло, и словно попала в другой мир. Люди бежали в сторону площади. Многие на ходу застёгивали тулупы и завязывали платки. Какая-то девушка, опираясь на забор, рыдала, как на похоронах.

Поток страха, паники и истерики подхватил её и потащил за собой. Сопротивляться ему совершенно не было сил. Она добежала до площади, обошла колодец и направилась к холмам. Народу становилось всё больше. Поток, что нёс её через деревню, собрался в водоворот, бурля от людских всхлипов, тихих разговоров и тяжёлых вздохов.

— Извините, — бросила Мириам человеку, которому наступила на ногу. — Прошу прощения.

Она пробралась сквозь толпу поближе к холмам и замерла. Время, которое до этого текло быстро-быстро, замедлилось. Один из трупов лежал почти возле дороги, а ещё двое стояли, обнявшись, чуть выше на холме. Мириам так долго рассматривала мёртвых иллидов, что, казалось, запомнила всё до мельчайших деталей. Покрытая волдырями чёрная кожа. Белая кость. Серые, все в саже, зубы.

От воспоминаний затошнило, но тогда, там, на дороге Мириам не испытала ничего, словно она превратилась в дух.

— Спокойно! Без паники! — раздался голос Оратора. — Что у вас тут случилось? Дайте пройти!

Невидимая стрелка мировых часов, которая лениво переползала от одной минуты к другой, дёрнулась, и время снова потекло в обычном темпе. Мириам пошатнулась. Перед глазами всё поплыло. Кто-то подхватил её. Не дал упасть.

Пришла она в себя под деревом, которое росло за дорогой. Перед глазами всё троилось, а голова напоминала колокол. Внезапно перед ней появилась рука с флягой.

— На, выпей, — произнёс хриплый мужской голос.

Мириам вытянула руку, но пальцы сжали пустоту.

— Так, давай помогу.

Флягу поднесли к её рту. В ноздри ударил резкий запах виски. Он немного привёл её в чувства: мир перестал троиться, и звон в голове смолк. Перед ней на корточках сидел полный, немолодой