Откровенный рассказ Конана заставил женщину брезгливо выпустить его руку. Но в то же время она казалась абсолютно завороженной этой историей. Посмотрев прямо в глаза Конану несколько мгновений, она отвернулась и о чем-то пошепталась со своей подругой, стоявшей рядом и слушавшей раскрыв рот.
— Офицеры, — заявили женщины киммерийцу и Юме, — вы, должно быть, зверски голодны с дороги. Позвольте, мы принесем вам со стола по бокалу вина и кое-чего поесть. А потом вы продолжите ваши рассказы.
Стоило женщинам скрыться в толпе, как Конан, пересев к Юме, прошептал:
— Слушай, давай смоемся отсюда. Не могу я терпеть этот иезуитский допрос. Им шутки, а у меня голова пухнет.
Юма пожал плечами:
— Сиди спокойно и не очень хами — и я гарантирую, что подружка на ночь тебе обеспечена. Я тебя уверяю, что в постели эти вежливые придворные дамочки будут более дикими и горячими, чем венджипурские кабацкие девки. Хотя, если ты дал клятву верности…
Конан не бы.» настроен шутить:
— Юма, как ты можешь так спокойно сидеть, зная, что нам в спину уже нацелены луки и кинжалы! Не ты ли предупреждал меня о необходимости бдительности во дворце?
— А разве я не предупреждал тебя, что жизнь героя коротка, но интересна? Выбора у нас нет. Так что сиди и не рыпайся! Наслаждайся жизнью! Делай то, чего от тебя ждут. Глядишь, и проживешь лишний день. Завтра у нас встреча с Йилдизом, а там видно будет.
— Сдается мне, что трон под королем весьма шаток. Как бы не потребовалось предупредить Йилдиза об измене, не дожидаясь утра, или даже самому вступить в бой.
Юма положил руку на плечо другу:
— Не придавай большого значения намекам и домыслам Семпрониуса. И кроме того, не вздумай намекать Йилдизу на то, что здесь творится. Тогда тебя никто не тронет. А иначе тебе конец.
— Спасибо за совет, приятель. — Стряхнув с плеча руку Юмы, Конан встал с дивана. — Если хочешь, забирай обеих дамочек. Уступаю тебе свою. Но умоляю, будь осторожен!
С этими словами киммериец растворился в толпе, не дожидаясь возвращения женщин.
Аболхассана нигде не было видно. Значит, вызов на поединок по подозрению в измене, на который Конан уже почти решился, откладывался. Киммериец раз за разом оглядывал зал с высоты своего роста, встречая десятки взглядов — иногда презрительных, иногда восторженных, готовых на дальнейшее общение.
Кружа по огромному залу, Конан понял, что совершенно не умеет пробираться в толпе придворных. Он, способный без единого звука идти по ночным джунглям, не мог здесь и шагу ступить, чтобы не налететь на кого-нибудь из придворных, с тем чтобы затем выслушивать их подчас насмешливые извинения и извиняться самому. Обходя очередную группу шумно болтающих и оживленно жестикулирующих гостей, Конан нос к носу столкнулся с каким-то офицером, немедленно обратившимся к нему издевательским тоном:
— А, Конан, гроза Вендии! Выслужился-таки. Я хотел бы перекинуться с тобой парой слов, приятель.
— Полегче, полегче. Кто ты?
Попятившись, Конан постарался освободить вокруг себя побольше места, чтобы, держа дистанцию, быть готовым к возможному удару кулаком или кинжалом невесть откуда взявшегося наглеца.
— Кто я? Капитан Омар, командир гвардейского эскадрона королевской стражи! Может быть, ты меня видел сегодня во главе тех, кто прикрывал тебя от… скажем так, восхищенных горожан.
Среднего роста мужчина в красной тунике улыбался в усы, привычно рассчитывая на победу в любом споре если не при помощи хорошо подвешенного языка, тогда — полагаясь на верный клинок.
— Давай поговорим как мужчина с мужчиной. И хотя я старше тебя и по званию, и по возрасту, пусть это не стоит между нами преградой.
— Согласен. Тем более что боевые армейские офицеры не обязаны подчиняться городской страже. — Конан стоял опустив руки, борясь с искушением схватиться за рукоять кинжала, единственного оружия, оставленного при нем перед парадом.
— Да я не об этом. — Омар помолчал, явно привлекая внимание глазеющей публики. — Я только хотел поздравить тебя с победой в бою у этого, ну, как его… Шинандера, вот! Я читал рапорт твоего начальства и должен признать, что ты вел себя действительно как настоящий храбрец. Больше тысячи уничтоженных врагов, даже если учесть, что в донесении цифра преувеличена вдвое. Почти две роты погибших с нашей стороны. И все это ты затеял, только чтобы доказать свое геройство? А как же жизни твоих товарищей? Нехорошо получается, сержант!
По толпе пронесся одобряющий Омара шепот.
— Но, по правде говоря, разбирая теперь ход того боя, я могу предъявить лишь одну претензию к тебе как к командиру: а где была твоя кавалерия, приятель? Ведь хорошая кавалерийская атака могла бы вдвое увеличить число погибших противников. А несколько десятков убитых туранцев — какая мелочь для тебя! Слоны, конечно, дело хорошее, особенно в тех местах. Но нельзя же забывать старую добрую кавалерию!
Конану лично было наплевать на критику столичного капитана. Но он чувствовал на себе десятки взглядов и счел своим долгом ответить:
— Если, говоря о Шинандере, ты имеешь в виду бой у слоновьего храма, то твоя хваленая кавалерия до последнего отсиживалась в форте, а потом почему-то не смогла найти нас в джунглях. Но дело даже не в этом. От кавалерии, на мой взгляд, вообще не может быть много проку в бою в джунглях.
— Ах вот как, на твой взгляд. Так ты здорово ошибаешься, сержант. Оставлять кавалерию в тылу — это то же самое, что ставить телегу впереди лошади и самому впрягаться в хомут. Ведь как только противник остановлен, а тем более начал отступать, кавалерия, налетев на него, преследует, безжалостно уничтожая. А если ты, варвар, этого не понимаешь, значит, ты просто никогда не пробовал использовать доблестных туранских кавалеристов.
— Кром, прости этого безумца! Да когда меня и моих солдат рвали на куски тысячи мятежников, я был бы рад любой подмоге: на любимых тобой лошадях, верблюдах, ослах — все равно, лишь бы она подоспела. Но твои хваленые кавалеристы так и не подошли. Они просто-напросто не нашли нас, как бы не услышали разносящихся далеко по джунглям звуков боя. Или из-за глухоты с тупостью, или из-за собственной трусости они предали нас, оставив одних!
Не в силах больше сдерживаться, Конан схватился за рукоять кинжала и даже звякнул эфесом о ножны.
— Ты оскорбил меня! Меня и моих братьев по кавалерии. Это оскорбление может быть смыто только кровью! — громко заявил Омар, оглядывая присутствующих.
Конан, внимательно присмотревшись к нему, понял, что, несмотря на небольшой животик, капитан Омар наверняка силен в фехтовании и будет серьезным противником.
