Черноволосая Этель, всю одежду которой составляла тончайшая простыня, оставила граммофон, медленно прошла вдоль ванной, ведя пальцем по воде, взяла с низенького столика бокалы с вином и грациозно расположилась рядом с Помпилио.
— Игристое выдохлось.
— Позвони, пусть принесут еще.
— Не хочу.
— Игристого?
— Не хочу никого видеть, — улыбнулась певица. — Надоели.
Ночь давно и плотно окутала Унигарт прохладным покрывалом, в котором запутался чудесный вид на океан. Юный месяц и россыпь звезд создавали романтичную атмосферу, но осветить маленький сад не могли, пришлось включить фонарь, и его желтый свет с вожделением ласкал Этель, формируя причудливые тени на аппетитных выпуклостях певицы. Покатые плечи, большая грудь, полные бедра — Кажани можно было назвать толстушкой, но этот эпитет использовали исключительно завистники. Как и любая певица, Этель не могла быть тощей, однако тщательно следила за собой, не позволяя роскошному телу превратиться в расплывшийся бурдюк.
— Ты не представляешь, как я рада видеть тебя на Кардонии.
— Неужели? — усмехнулся Помпилио, запуская правую руку в длинные волосы женщины. Кудрявые черные волосы, влажные, пахнущие анданийской ромашкой — Этель обожала тонкий, чуть горьковатый запах этого простого цветка.
— Здесь скучно до ужаса, — подтвердила Кажани, делая маленький глоток вина. — Местные не могут полностью отдаться веселью, потому что слишком озабочены своими проблемами: одни ненавидят других, другие ненавидят первых, а третьи замерли, ожидая, чем все закончится. Каатианцы… ну, ты их знаешь — скупые сухари. А галанитов я недолюбливаю за отсутствие блеска.
— Но ты частенько гастролируешь на Галане.
— Все зависит от ангажемента.
— Кардонийский ангажемент оказался выгодным?
Дер Даген Тур оставил волосы певицы в покое и теперь нежно гладил ее плечи. Гладил умело, заставляя женщину мягко выгибаться, становясь похожей на довольную кошку, однако последний вопрос Кажани не понравился:
— Зачем ты тянешь из меня правду?
— Чтобы мне не рассказал ее кто-нибудь другой.
— Для тебя важно услышать правду от меня?
Наивной дурочкой певица не была, спрашивала она не всерьез, просто чтобы поддеть любовника, но где-то в глубине души Кажани мечтала о чуде, о принце на белом коне, о том, чтобы нашелся…
— Этель? — Помпилио поднял брови.
— Извини. — Женщина сделала еще один глоток вина и честно ответила: — Каатианцы хотели, чтобы я очаровала Винчера Дагомаро. Они предложили ангажемент, утроили официальный гонорар и долго рассказывали, насколько интересный человек наш бородатый консул. То есть — их бородатый консул.
— И как? — хладнокровно осведомился дер Даген Тур.
— У меня много недостатков, — спокойно ответила певица. — Я люблю бывать с мужчинами, и многие называют меня шлюхой. Но я не проститутка. Я не сплю по приказу.
— Я, конечно, не женщина, но мне кажется, Дагомаро способен понравиться.
— Он мне понравился, — не стала скрывать Кажани.
— И?
— Я пообщалась с ним десять минут и поняла, что никто на свете не способен повлиять на его решения. Никто. Дагомаро — фанатичный патриот. Или патриотичный фанатик. Ради Ушера он переступит через кого угодно.
— Я знаю.
— А каатианцам это знание стоило утроенного гонорара, — рассмеялась певица. — Когда Дагомаро понял, для чего твои родственники пригласили меня на планету… А он не дурак, он понял сразу. Так вот, когда он понял, мы стали хорошими друзьями. Не более.
— Не верю.
— Почему?
— Когда ты рядом, нормальный мужчина неспособен остаться равнодушным.
— Спасибо, дорогой. — Этель повернулась, провела пальцами по губам Помпилио, а затем мягко откинула полу халата и осторожно погладила покрытую шрамами ногу адигена.
— Болит?
— Сейчас нет.
Теплая ладонь медленно скользила по безобразным рубцам, но еще больше тепла было в голосе женщины:
— Болело?
— Сильно. — Дер Даген Тур прищурился: — Что веселого?
На полных губах Кажани заиграла улыбка. Неуместная, учитывая предыдущий вопрос.
— Я оказалась права.
— В чем?
Черные глаза Этель превратились в черные омуты: бездонные, но манящие.
— Я была уверена, что пострадали у тебя только ноги, и не ошиблась.
Простыня медленно скользнула на пол, Помпилио улыбнулся в ответ и нежно прикоснулся к женщине.
* * *
Жестокость редко приводит к желаемым результатам, зато гарантированно порождает не менее злой ответ.
Идеалисты, ставшие мучениками анархистов-нердов, сознательно шли на смерть, намереваясь открыть глаза «забитому народу», и в чем-то преуспели, поскольку бескорыстная жертва во все времена производила на людей сильное впечатление. Но идеалисты отправились на каторгу, а пришедшие им на смену вожди — возмущенные, озлобленные — не нашли пути лучшего, чем террористическая война. И герои «Смущенного воскресенья», добровольно отправившиеся на муки и смерть, стали знаменем тех, кто понес муки и смерть другим.
Трудно поверить, но каких-то пятьдесят лет назад улицы крупнейших городов Герметикона превратились в поле боя, на котором рвались бомбы и звучали выстрелы. Каждый встречный мог оказаться фанатиком-нердом, убийцей, готовым пожертвовать собой ради идеи, а каждый убийца мечтал войти в историю как самый массовый, унесший больше жизней, чем остальные. Взрыв на Верзийской выставке — семьдесят пять погибших, взрыв собора Доброй Дочери в Анамараке — триста сорок два трупа, включая полторы сотни женщин и детей, список можно продолжить, но всех превзошел отравивший шекбергский водопровод Дандир Каперо — восемь тысяч смертей в течение одного дня.
Борьба за свободу принимает порой весьма причудливые формы.
Резонанс после Шекбергской трагедии был таким, что даже галаниты, которых многие подозревали в тайном сотрудничестве с нердами, — ведь атаки анархистов были направлены против адигенов и Олгеменической церкви — объявили о полной поддержке любых действий, направленных против террористов. На всех планетах Ожерелья были приняты драконовские законы: за пропаганду анархического учения — десять лет каторги, за любое доказанное пособничество террористам — десять лет каторги, за соучастие в террористических актах — смертная казнь. Нердов преследовали как бешеных собак, и даже до каторги они доживали редко, массово погибая, «оказав сопротивление при задержании». Вожди и теоретики анархизма были изловлены и отправлены на виселицу, само слово «нерд» стало ругательным, но…
