– Я здорово тупею, когда веду разговор с ножом у горла, – огрызнулся правитель Аквилонии. – Ну, валяй, начинай, а я послушаю, что умного скажешь. Надеюсь, ты не собираешься приносить меня в жертву какому-нибудь змееногу или гигантскому пауку? Во времена моей молодости находились любители, пробовали…
Блейри непонимающе поднял бровь.
– Значит, выкуп, – проворчал Конан с большим облегчением. – Нашел серьезный разговор, тоже мне… Сколько? В золоте, серебре, алмазах? Может, в векселях офирского казначейства?
– Об этом я не думал, – честно признался гуль. – Но раз ты предлагаешь, пусть будет еще и выкуп. Пятьдесят тысяч золотом, остальное, так и быть, векселями. Только это не главное – скажем так, маленькое приятное дополнение.
Конан крякнул.
– Тогда какого ж тебе?..
– Для начала мне требовалась толика твоего внимания, – да Греттайро откинулся к шершавой стене часовни. – И я его уже получил. Теперь постараемся забыть на время выходки твоего сына, ущерб, причиненный войсками твоего подданного, жизни твоих людей, взятые моими сородичами, и моих соотечественников, павших от рук смертных. Все это становится не слишком важным, когда я получаю известие о том, что три дня назад армия Зингары пересекла на Полудне бывший рубеж Незримой Стены и пусть медленно, но все же продвигается по нашим землям, захватывая опустевшие поселки и насаждая в захваченных местностях свою, пока что временную, власть.
– Та-ак, – энергично кивнул киммериец. – Чабела всегда казалась мне скорой на подъем.
– Как ты полагаешь, что это может значить – для меня? И для тебя, кстати?
– Для меня? Ровным счетом ничего. А для тебя это означает, что Зингарка пустила в ход некую обгрызенную крысами грамоту о признании вольного княжества Рабиры под рукой Кордавы, подписанную лет двадцать тому ее представителями и Рейениром Морадо да Каденой, – не замедлил с ответом Конан, не удержавшись от едкого смешка. – И теперь Золотая Башня на самых что ни на есть законных основаниях тянется к вашим драгоценным Забытым Лесам. А еще – что к концу года составителям карт прибавится работы. Им придется чертить новые планы, где на месте Рабирийских холмов будет красоваться надпись: «Владение Зингары». Да! Еще это означает большую склоку между Кордавой и Мессантией по поводу границ. Вы уже сколько столетий торчите прямо на рубеже между теми и другими, не давая никому хапнуть столь лакомый кусочек. В общем, скучать никому не придется.
– Хорошо, – Князь чуть склонил голову в знак согласия. – Теперь поставь себя на мое место. У тебя есть крохотная страна, окруженная со всех сторон могущественными соседями, есть немногочисленный и не воинственный народ, еще не оправившийся после навалившегося бедствия, и твердое решение уберечь свои земли от людского нашествия. А также – видишь, я полностью честен с тобой – огромное желание любыми средствами сохранить голову на плечах и корону на голове. Как бы ты поступил в таком случае?
– Ну-у, я… – варвар сделал вид, будто напряженно думает, даже навалился локтями на стол и стиснул руками виски. – Я… на твоем месте… Знаешь… Пожалуй, я бы на твоем месте… да, точно! Я бы повесился.
Блейри долго молчал.
– Мое терпение велико, но не безгранично, – очень тихо произнес он наконец, и на этот раз в его голосе явственно слышалось холодное бешенство. – Еще одна такая выходка, и нам принесут голову кого-нибудь из тех, кто заперт сейчас в подвале. Ты можешь шутить дальше, если находишь это уместным, но должен помнить: одна шутка – одна голова. Теперь продолжим. Вопрос тот же.
– Сперва я бы попытался столковаться с посланцами Чабелы, – мрачно бросил Конан уже без всякого притворства. – Для начала – с теми, кто командует вошедшей сюда армией. Наполнил бы леса лазутчиками, дабы узнать, каковы намерения зингарцев, сколько их, кто их ведет, насколько они уверены в собственных силах. А еще я бы из кожи вон лез, дабы убедить Золотую Башню, будто я гораздо сильнее и опаснее, чем кажусь на первый взгляд. Мол, у меня припрятано такое, против чего все силы людей окажутся бесполезны.
Вполуха прислушиваясь к рассуждениям монарха Трона Льва, Блейри попытался совершить то, чему обучился при помощи Венца: представил истекающий из сапфира тонкий луч, тянущийся к разуму собеседника. Этот луч мог быть яростным, как половодная река, мгновенно сметающая любые преграды, но мог превращаться в тончайшую паутину, украдкой опутывающую мысли личности, заинтересовавшей Князя. Гуль не торопился: затеянная игра обещала быть захватывающе интересной. Было бы досадно испортить ее в самом начале. Вот синий свет, как всегда происходило, словно бы уперся в каменную стену, просочился насквозь и рассеялся над… пожалуй, над водной гладью, исчерченной мелкими волнами. Ничего похожего Блейри раньше не встречал: покоренные им души чаще имели образы трепещущих огоньков, иногда – деревьев или животных. Водный простор завораживал, однако под его обманчивым спокойствием, на самой глубине, ощущалось присутствие чего-то могущественного, дремлющего, но способного в любой миг проснуться и объявиться на поверхности. Да Греттайро вдруг обнаружил, что вовсе не горит желанием познакомиться поближе с этой загадочной тварью. Хотя чувство страха в его душе умерло, инстинкт самосохранения подсказывал: без необходимости с этим лучше не тягаться.
Интересно, выскочила откуда-то непрошеная мысль, а как выглядит разум Хасти?
Усилием воли Блейри заставил себя восстановить утраченную на мгновение нить разговора. Что ж, раз Аквилонца защищает нечто непонятное, он не станет прибегать к магии Венца… пока. Для начала будет довольно простого поединка слов и сообразительности.
– Не подходит, – бросил он в ответ на рассуждения Конана. – К какому средству могут прибегнуть Рабиры, дабы устрашить людей? Скажи, что в этом мире способно всерьез испугать королеву Зингары? Возможность в один прекрасный день обнаружить на пороге труп своего любимца да Кадены? Скорее она сочтет подобный жест поводом для небольшой победоносной войны и расширения пределов королевства Зингарского. И вряд ли она станет вести переговоры на равных с тем, кто по своим возможностям равным не является. А вот с тобой, Аквилонец, мы беседуем на равных. Понимаешь, почему?
– Что-то твоя болтовня перестает мне нравится, – нахмурился Конан. – Я еще могу понять, что даже такой мерзавец, как ты, способен заботиться о родном крае… Но вот способы, какими ты это собираешься делать, никуда не годятся.
– Я же сказал, что намерен добиться своего любыми средствами, – с нажимом повторил гуль. – Разве люди поступают иначе? Ну-ка, приоткрой завесу тайны: сколько раз ты сам обращал чужие жизни в предмет торговли?
