Джа делает паузу, дает возможность собеседнику уложить в голове услышанное. Падре замер, подбоченившись, глядит в пол, будто узоры имитации дерева на линолеуме ведут его мысль лабиринтом к пониманию законов конструкта. В задумчивости он делает шаг назад, упирается руками в столик за спиной и едва не падает. На столешнице от его ладоней, как от гигантских зубов, остается два следа.
Джа описывает Падре факты о конструкте, и Джен замечает, как филигранно пророк обходит свою роль в их получении. Будто не было привычки спасать людей, а попадание в самую гущу событий — случайность, нелепица, оплошность, допущенная Отшельником по неосторожности и блестящие дедуктивные способности участников пьесы.
— Ладно полиция, мы-то почему все эти убийства не связали вместе? — спрашивает Падре с сомнением.
— Потому что в материалах дел амнезию четко не указывают, маскируют формулировками типа «находился в состоянии аффекта». Наш адвокат пытался…
— У вас есть адвокат?
— Романов, — подсказывает Савва. — Очень крутой и правильный чел. Ему можно доверять.
— Надо будет познакомиться с ним. Он работает над этими делами?
— Да, — продолжает Джа. — Пытался объединить несколько из них хотя бы на уровне Икстерска, ему не позволили.
— Даже так… Ладно, давайте прикинем варианты, — Падре достает из заднего кармана мобильный, загружает приложение для заметок и наговаривает на диктофон: — Мы знаем, что конструкторы отслеживают всех своих, так скажем, инициированных. Значит, проще всего вычислить чувака вне системы будет через их систему, — выключив диктофон, он замечает: — Я пытался найти сервера еще тогда, лет шесть прошло уже. Не вышло. Бился несколько месяцев и переключил ресурсы на более злободневную проблему.
— У нас есть мобильные номера двоих, — напоминает Савва.
— Прекрасно! — сигнал диктофона. — Проследить по номерам сети. Но самое главное — наблюдение за всеми охранниками цехов, отследить контакты, вычислить подсадку маячка.
— Бесполезно, — говорит Джен. — Мне подсадили, пока я на кассе в супермаркете рассчитывался.
— Лишним не будет. Савва, определи круг ребят, которых можно подключить к операции с максимальным доступом.
— Умные, свободные, сто раз думающие, прежде чем подставлять жопу под секиру?
— Именно.
— Будет сделано.
— Остальных придется держать в неведении. Испытание доверия. Как я не люблю этого!
Перечитав сконвертированную в текст заметку, Падре стремительно выходит из кабинета. из-за неприкрытой двери доносятся короткие команды, молодые голоса уточняют детали, гудят едва различимо кулеры ноутбуков.
Ищейка берет след. Теперь остается только ждать.
Осень вспомнила, что должна быть холодной и нагнала туч. Шарахнула сразу снегом. Белая пудра на желтых листьях, черная жижа на асфальте, в руках снежинки тают так быстро, что не успеваешь заметить узор. Но намек понят.
— Пора загонять байки на зимовку? — спрашивает Алекс, когда Джен выходит из мастерской передохнуть. Она сидит на корточках перед измятым мотоциклетным крылом и пытается словить на его черном глянце в объектив снежные кружева. Холод металла дает ей пару секунд форы прежде чем модель растает.
— Нет, это все к вечеру уже высохнет, — отвечает Джен, прислонившись к воротам. В футболке зябко, волоски на руках встали дыбом, но прохлада приятная для разгоряченного работой тела. — До конца октября можно смело гонять. Так что, еще недели три есть в запасе.
— Все равно страшно. Мог бы и подыграть, — она повышает голос, чтобы Макс в мастерской наверняка услышал: — А то придется мне теперь постоянно одной на такси ездить.
— Трусиха! — доносится изнутри мастерской.
— Зато жить буду дольше! А это, между прочим, нечестно с твоей стороны!
В кармане вибрирует мобильник. Сообщения от Аристократа всегда лаконичны как лозунги.
— Я к Косе, — сообщает Джен. Нужно переодеться, но Алекс расположилась, заблокировав ворота — не прикрыть и не спрятаться. Придется нести грязь в дом. — Вы идете?
— А надо? — спрашивает Алекс. — Олька точно не пойдет, и мне не хочется.
— Оставайтесь. Вроде ничего критичного, — Джен сомневается в своих же словах, но сообщение Романова действительно выглядит как предложение выпить в пятницу вечером.
В баре сумрачно и неуютно. Одинокие посетители серфят в экранах смартфонов, на столах не хватает салфеток, витражные окна давно не мыты и, что резануло Джена сильнее всего — нет музыки. Будто вместе с Юлей из бара ушла душа.
Долговязая фигура Аристократа скучает за дальним столиком. Он уже принял пару бокалов, галстук распущен, волосы взъерошены, пиджак висит на спинке соседнего стула.
— Привет, парни, — привстав, он здоровается с каждым за руку. — Так странно видеть, как вы по улице пешком гуляете. Непогода?
— У меня в планах напиться, — говорит Джа, плюхнувшись на стул. — Раньше на Юльку байки можно было оставить, сейчас эта опция недоступна. Ты что-то хреново выглядишь, дружище.
— Соколов, которого вы Хирургом прозвали, вчера сдался. Сам пришел в участок, накатал признание, — Романов опрокидывает в себя виски, кубики льда звенят об толстые стенки бокала. — И ведь позвонил мне только после того, как его оформили, попросил скостить срок, насколько смогу. У самого денег даже на проезд в последнее время не было — жена ушла, сам он спать от вины не может, работать тоже. Дошел совсем, я его не узнал в участке — кожа и кости.
— Он и так не особо упитанный был, — вспоминает Джа.
Джен глядит в сторону бара, за стойкой отирается татуированный малый с окладистой бородой и выбритыми висками. На рельефе оголенных рук можно разглядеть шрамы вздувшихся вен. Он прошивает периметр бара короткими взглядами исподлобья, но покидать пост не спешит, поэтому Джен отправляется за алкоголем сам.
— Бутылку «Джека», ведро льда и два бокала, — заказывает, взобравшись на высокий барный стул, и кладет перед барменом депозитную карту. — Коса здесь?
— Наверху, — настороженно отвечает малый. Проверяет карту по терминалу и, успокоенный результатом, достает со стеклянной полки бутылку. — Он редко спускается.
— Передай ему, что если бар загнется, Юля ему этого не простит.
Малый усмехается горько, теплеет тоном.
— Каждый день ему это говорю. Девчонок приводил, чтобы за залом следили, он отказывается нанимать. Все ему не подходят, то стол не так вытирает, то музыку не ту слушает. Задолбал, — нырнув под стойку, он шумно набирает лед в алюминиевое ведерко. — Так что, если есть кто на примете, приводите. Может, хоть старых друзей послушает.
— Поспрашиваю, — обещает Джен, тут же отстукивая Савве сигнал тревоги, может из ее знакомых подберется достойная хранительница наследия.
За стол он возвращается угрюмым. Первые порции «Джека» заходят как вода, хотя лед не успевает подтаять, чтобы разбавить терпкость виски. Беседа не клеится, на поминках и то оживленнее, есть что сказать об усопшем, что вспомнить. Здесь же горло запечатано беспомощностью. Отвратительное чувство, которое Джен всю жизнь травит в себе тренировками силы, воли и тела. И все равно не выдернуть с корнем эту заразу, не выжечь.
— Парни, дайте мне хоть что-нибудь, — просит Аристократ. — Хоть маленькую зацепку, чтобы этого дурака вытащить.
Дать нечего. Кроме второй бутылки, которую бармен молча ставит перед ними, хотя никто не заказывал. Все же молодец парень, умеет считывать желание гостей.
За окном вечер градиентом уходит в ночь. Вроде, приносили еду, вроде, мелькала возле кухни тень Косы, кто-то подал дурацкую идею выйти покурить (вроде, Романов). После первой сигареты мутит и «Джеку» надо выйти, но единственное, на что хватило сил — вернуться за стол, и теперь Джен тупо пялится в окно на веселую светомузыку светофоров.
Через открытую форточку белыми клубами вползает холодный воздух, треплет по загривку, растворяется в жарком зале. Разговоры за столами негромкие, поэтому истошный вой автосигнала слышен издалека. Он несется к перекрестку по двухполосной дороге, виляя дальним светом по синусоиде.
