Стефан Корджи - Ночные клинки

Конан выстрелил в ответ — и крайний в наступавшей шеренге мечников рухнул замертво. Взвести — наложить стрелу — прицелиться — нажать на спусковой крючок.

И вновь его стрела уложила правого крайнего. После третьей меткой стрелы датхейцы, похоже, поняли, кому из них судьба уготовила гибель в следующий момент. Воин, оказавшийся на правом краю шеренги, в ужасе заметался, пытаясь укрыться за спинами товарищей. На миг ему это удалось, и стрела Конана уложила того, кто занял его место.

Это внесло в ряды султанских храбрецов полный разброд. Крайним быть никто не хотел. Вся правам половина шеренги немедленно бросилась врассыпную. Левая чуть поколебалась, однако тоже отхлынула назад. Сотник этого отряда был давно уже мертв, как и тот старший из десятников, что должен был занять его место, и некому было восстановить порядок в дрогнувших рядах датхейцев.

Они вновь отступили и принялись совещаться. Им было о чем поговорить. Конан вновь усмехнулся. Откровенно говоря, на их месте он тоже бы задумался… Другое дело, если бы в их рядах нашелся воин, равный умением и ловкостью ему, Конану…

Однако такового у датхейцев явно не имелось, и теперь все, что им оставалось делать — это толпиться за пределами досягаемости арбалета киммерийца, да сотрясать воздух витиеватыми, но, увы, совершенно бесполезными проклятиями.

Некоторое время спустя они предприняли вторую попытку. Перед этим десятники что-то горячо втолковывали своим воинам, очевидно, живописуя мучения и пытки, что ожидают их, если отряд упустит беглецов. На сей раз датхейцы, поняв бесполезность луков, все пошли пешими. Стрелы Конана сбили пятерых — строй заколебался было, кое-кто повернул назад — десятники сами принялись рубить трусов. Оставив человек пятнадцать убитыми, датхейцы добрались-таки до низа желоба. Помогая себя яростными воплями, датхейцы начали подъем. Каждый шаг давался им очень дорого — ведь нужно было не просто подняться, а еще и убрать с дороги шипы…

Конан не пожалел колючих гостинцев. Как не жалел теперь стрел. От сотни датхейцев осталось не более трех десятков человек, когда они преодолели две трети склона.

«Теперь пора», — сказал себе киммериец. Свежие, отдохнувшие лошади уже ждали его. Конан отполз назад и вскочил в седло.

Когда датхейцы окончательно расчистили дорогу и провели по ней своих лошадей, киммериец был уже далеко.

Жалкие остатки высланного султаном отряда решили было продолжать погоню — но каменистый гребень служил естественной границей владений Маранга и на равнине встречались сильные патрули — числом до полусотни. Один из таких отрядов и появился на горизонте — после чего датхейцы повернули назад.

Конан нагнал Хашдада и девушек уже почти возле самых ворот Маранга. Илорет, не стесняясь, бросилась к нему на шею; а Лиджена поджала губы.

— Я не сомневался, что ты проведешь их, — приветствовал киммерийца Хашдад.

— А то нет, — усмехнулся Конан. — Ну, теперь давай во дворец! Сказать по правде, выпить холодного вина было бы сейчас очень кстати!

Жители Маранга толпами выбегали на улицу, бросив свои повседневные дела. Двое храбрецов из далеких заморских стран сумели выручить их принцессу, светлую Илорет, дочь эмира! Да, да, они выкрали ее из самой Тлессины, из-под носа тупого разбойника, именующего себя «султаном», из его нечестивого сераля!

Когда Конан и его спутники добрались до дворца, весть уже достигла ушей эмира.

Нет нужды описывать слезы радости, обмороки и все прочее, сопровождающее счастливое возвращение домой, когда позади осталась страшная опасность. Эмир лично повел Конана и Хашдада к спешно составляемым пиршественным столам, однако киммериец отрицательно покачал головой.

— Я рисковал не один. Должен вернуться мудрый Факим — тогда можно будет и праздновать. А пока — пропустим по кубку доброго винца просто так!

— Желание спасителя моей дочери — закон, — учтиво произнес эмир. — Да будет так!..

— Кстати, я назначил султану Тлессины встречу — на Эврарских холмах, — как бы невзначай бросил Конан. — И, думаю, после этой нашей встречи ты, почтенный эмир, сможешь присоединить Датху к своим владениям.

— Как?! — Эмир едва не поперхнулся дорогим вином. — На Эврарских Холмах?! Да ведь там — самое раздолье для его конницы! Если я вышлю туда войска, султан превратит их в пыль за одну атаку!

— Войск не потребуется, — невозмутимо заметил Конан. — Лишь пять десятков лучников — да, и побольше стрел. Но со стрелами нужно будет кое-что сделать…

— Поступай как сочтешь нужным, доблестный Конан! — Эмир хлопнул в ладоши, подзывая слугу. — Письменный прибор! И Хранителя Печати!

Приказ был написан тотчас же. Согласно ему Конан получал власть едва ли не равную эмирской. Все его, Конана, распоряжения должны были выполняться мгновенно, «как если бы исходили от самого пресветлого повелителя Маранга», гласил манускрипт.

— Вот так, — кивнул Конан, рассматривая вычурную вязь выведенных золотыми чернилами букв. — Хашдад! Пошли! У нас очень много работы…

Лиджена смотрела вслед Конану большими аквамариновыми глазами. «Почему он не разговаривает со мной? Неужели он спасал только эту шлюху Илорет, которая так и виснет у него на шее, а меня прихватил с собой просто так, раз уж случилось?..»

В положенный срок благополучно прибыл Факим. Посмеиваясь, старый визирь рассказал, какой переполох поднялся в Тлессине той ночью…

— Если б не спешка, — мелкими глотками смакуя терпкое вино, говорил старик, — датхейцы наверняка бы догадались, что без нас тут дело не обошлось. Счастье, что у них не хватило ума связать Хашдада и похищение из сераля! Ночью, после побега, стражники, естественно, ворвались на рыночную площадь, устроили повальный обыск… Ну да нам-то что? Мы, бедные караванщики, только стенали, воздевали руки к небу и молили доблестных воинов пощадить нашу старость… — Факим вновь ядовито улыбнулся, А слух о твоем вызове султану, Конан, стал уже притчей во языцах — о нём судачат на каждом углу. Султан клянется, что сдерет с тебя живым кожу и вывесят на всеобщее обозрение перед храмом Матери-Воды; и еще он обещал, что умирать ты будешь не менее двух седьмиц… Вся Датха всполошилась. Солнцеподобный султан пообещал вывести против тебя не менее десяти тысяч войска — Эврарские Холмы ему прекрасно известны. Впрочем, там сейчас сильные ветры — в лицо датхейцам, так что использовать луки они вряд ли смогут…

— Совсем не смогут, — кратко молвил киммериец, в свою очередь поднося к губам золотой кубок.

— Послушай, доблестный Конан, но неужели же ты хотя бы в двух словах не можешь сказать, в чем состоит твой план? — не выдержал эмир. Северянин усмехнулся. Его взгляд, устремленный на владыку Маранга, был весьма красноречив: «подобное любопытство свойственно скорее базарным торговкам, о, пресветлый эмир!»