И подхлестнул коня. Конь прижал уши, испуганно всхрапнул и отчаянными скачками взобрался на песчаный склон. Сварог оглянулся и успел еще увидеть, как из папоротника беззвучно поднимается черная лоснящаяся спина громадного волка. И подумал, что заклятье, должно быть, ужасно древнее, сочинено в забытые эпохи, когда цветом смерти и печалей не считался еще белый…
Ветер запел в ушах. Песок брызнул из под копыт. В глазах зарябило от несущихся навстречу, перечеркивающих небо ветвей. В заросли шарахнулся какой-то зверек, до этого с любопытством обнюхивающий следы только что прошедших лошадей. И было неясно, испугался ли он мчащегося всадника или звериное чутье подсказало ему, что в лесу объявился некто, неизмеримо сильнее любой обычной твари.
Кавалькаду Сварог догнал быстро. Все внимательно слушали Делию, а она рассказывала:
— …и когда королю предсказали, что он будет поражен на балу ударом в сердце, сам он лишь посмеялся, потому что был совершенно бесстрашным человеком. Но начальник тайной полиции обязан относиться серьезно решительно ко всему, когда речь заходит о жизни монарха. Начался бал, где ликторов в маскарадных костюмах было едва ли не больше, чем гостей. Короля опекали искусно и неустанно, не отступая ни на шаг, отчего то и дело происходили разные мелкие недоразумения. Бал близился к концу, а злоумышленник все не появлялся. И тут вошел курьер с письмом. Любимый и единственный сын короля погиб на попавшем в шторм корабле. Король рухнул как подкошенный и в ту же ночь скончался…
— Это сказка? — спросил Сварог, просто чтобы что-то сказать. Сам же мучительно прислушивался к окружающему, однако подозрительных звуков не было. Даже кони ничего не чуяли. Даже Мара.
— Это правда, — ответила Делия. — По крайней мере, именно так хронист описывает конец династии демурских Рогесов…
На некоторое время повисла гнетущая пауза. Только сухие ветки негромко хрустели под копытами и где-то в отдалении чирикала неведомая пичужка — не грустно и не весело, как будто выполняла будничную работу.
Сварог чувствовал себя очень неспокойно, все чувствовали себя очень неспокойно. И Сварог был бы благодарен тому, кто заговорит о чем угодно, лишь бы не об оставленных за спиной и ждущих впереди опасностях.
Потом Шедарис — очевидно, его не оставляли мысли об услышанном пророчестве — вспомнил про одного своего дружка из Вольных Топоров, которому было предсказано, что смерть он примет от кошки. К пророчеству дружок отнесся с величайшей серьезностью, ни за что не останавливался в доме, где были кошки, более того, со временем пошел дальше, стараясь прикончить любую мурлыку, имевшую несчастье попасться ему на глаза, за что в конце концов заработал среди своих прозвище Кошкодав. Несмотря на все предосторожности. Кошкодаву все же случилось раньше срока отбыть из нашего мира, когда во время пустячной стычки в крошечном городишке на голову ему рухнула тяжеленная вывеска трактира «Синяя кошка»…
Капрал склонен был считать, что от судьбы не уйдешь (правда, больше всего его удручало, что сделанное ему предсказание лишено всякой конкретности), Леверлин придерживался иной точки зрения, и они долго забрасывали друг друга соответствующими примерами: один — из жизни, другой — из книг, но так и остались каждый при своем убеждении. Мара непочтительно оборвала ученый спор, заявив болтунам, что они, по крайней мере, точно знают теперь, какой образ действий следует избрать, чтобы побыстрее покончить счеты с этим светом, буде потеряют к таковому охоту — одному следует быстренько дослужиться до генерала, а другому — сутки напролет слушать нежные песни, каковые его непременно доконают…
Глава одиннадцатая
ДВЕ СЕСТРЫ
Никто и не догадался бы, что они вышли к Хелльстаду, если бы не останки древних пограничных знаков и укреплений. Несколько тысяч лет назад, в смутную и до сих пор загадочную эпоху забытых потрясений, уже после Шторма, когда лары ушли за облака, а на земле царил сущий хаос, от Хелльстада ждали ужасных нашествий невиданных чудищ. И тогдашние правители пытались обезопасить свои рубежи, как умели. Вдоль границы сооружали засеки на много лиг в глубину, рыли грандиозные рвы, возводили длинные стены, магические кромлехи, часовни, сажали завороженные деревья, посвященные забытому ныне лесному богу Даргасу, даже натягивали серебряные цепи и устраивали целые поля серебряных колокольчиков, звеневших при малейшем ветерке. Время шло, никаких нашествий не происходило (хотя слухов о вышедшей из Хелльстада одиночной нечисти хватало, и вряд ли все они были сказками), и понемногу успокоившиеся короли переходили к более насущным делам вроде войн с соседями и усмирению то бунтующих крестьян, то разгулявшихся баронов. Рвы и часовни пришли в запустение, засеки сгнили и сгинули без следа. А серебро частью разворовали, частью успели вернуть в казну.
Остатки такого рва они сейчас и увидели — заросшую ломкой, суставчатой травой канаву с оплывшими краями, уардов в полсотни шириной и глубиной в локоть, не более. Слева возвышался покосившийся менгир со стершимися остатками то ли надписи, то ли магического рисунка-оберега, а рядом — наполовину вросшие в землю плиты рухнувшего строения, заросшие зеленым лишайником. Канава тянулась в обе стороны, насколько хватало взгляда. А по другую сторону — те же сосны, те же тисы, плавно поднимавшаяся вверх долина, а за ней — поросшие лесом округлые холмы и голые скалы. Пейзаж, где демонического и зловещего было не более, нежели в канцелярии равенского департамента освещения улиц.
Сварог оглянулся на спутников. Их лица не выражали ни особой бравады, ни особого страха — просто все тягостно напряглись в ожидании неизвестных опасностей. Кто знает, кому было неуютнее: им, ногой туда не ступавшим, но с детства привыкшим считать Хелльстад воплощением зла, или Сварогу, убравшемуся оттуда живым, но едва не наделавшему в штаны при общении с глорхом и прочими здешними зверушками. Любопытно, скитается ли еще по этому краю Голова Сержанта со своим костлявым войском? И есть ли в этом строю промежуток аккурат для Сварога? Одна Мара, получившая чуточку иное воспитание, во всем блеске не ведавшей смерти юной беззаботности нетерпеливо теребила поводья.
Медлить далее было глупо, назад все равно не повернуть, и Сварог первым тронул коня, бросив:
— Ну, с богом, что ли… — И, инстинктивно вдохнув поглубже, затаил дыхание.
Пересек ров. И ничего не произошло. Он даже засомневался в глубине души, что перешел границу. Но сомнения тут же рассеялись, стоило мимоходом глянуть на кроны сосен. По обе стороны рва росли могучие сосны — и тени от них падали навстречу друг другу. Оглядевшись внимательнее, Сварог с неприятным холодком под сердцем обнаружил, что его собственная тень протянулась навстречу тени Мары, первой двинувшейся за ним.
