Мы шагали налегке — молчаливый Ларт впереди, я следом. На каждый его шаг приходилось полтора моих.
Слева тянулась полоса прибоя, справа — бесконечная каменная гряда. Сюда можно было только приплыть или прилететь.
У меня промокли башмаки. Я догнал Ларта и поплёлся рядом, преданно заглядывая в неприятно желчное лицо.
— Хозяин, близится время обеда. Я-то готов сносить превратности пути, но вы обязательно должны регулярно питаться.
— За что я его держу? — угрюмо спросил себя Ларт.
Я поотстал.
Спустя ещё час мне было совершенно ясно, что путь наш никогда не кончится. Мы будем вечно идти вдоль полосы прибоя, и сырая стена справа никогда и ни за что не отступит. Я успел трижды отчаяться и трижды смириться, когда Ларт вдруг встал, как вкопанный. Я чуть было не налетел на него сзади.
Ларт встал лицом к отвесной скале, погладил её ладонью и что-то сказал. «Ум-м!» — ответила скала, и в ней открылась чёрная вертикальная трещина.
Я отскочил так, что оказался по колено в море.
Ларт обернулся и поманил меня пальцем.
— Я обожду вас здесь, — сказал я бодро. — Мне неловко навязывать… — тут здоровенная волна пихнула меня под зад. Я, теряя равновесие, пробежал несколько шагов вперёд и, мокрый как мышь, обрушился к Лартовым ботфортам. Он взял меня за шиворот и впихнул в щель.
Внутри было совершенно темно и неожиданно просторно. Ларт двинулся вперёд в полном мраке, а я вцепился в него двумя руками, как в самое ценное своё сокровище. Щель у нас за спинами с грохотом сомкнулась.
Ларт, конечно, видел в темноте и уверенно тащил меня к хорошо ему известной цели. Вскоре во мраке подземелья прозвучал удивительно неуместный здесь скрип открываемой двери — и сразу стало светло.
Мы стояли посреди просторной прихожей, чем-то напоминающей Лартову, причём я уже успел изрядно наследить.
— Орвин! — крикнул мой хозяин. — Орвин!
Ответа не последовало. Я ёжился — мокрая одежда липла к телу.
Не дождавшись приглашения, мы (Ларт впереди, я в отдалении) через длинный коридор прошли в комнату, служившую, по-видимому, гостиной. В центре этого огромного полупустого помещения стояло нечто, накрытое плотной чёрной тканью. Я решил, что это картина.
— Так, — сказал мой хозяин, потёр пальцем нос, покусал губу, потом красивым длинным движением выхватил шпагу. Я охнул; Ларт шагнул вперёд и кончиком шпаги сорвал ткань со странного предмета.
Это было зеркало. В нём отражались комната, Ларт, часть меня и некий темноволосый мужчина, в котором я узнал хозяйского знакомца по имени Орвин, или Орвин-Прорицатель.
Я отступил.
— Здравствуй, Легиар, — сказал Орвин из зеркала. — Прости, что не дождался тебя. Но сейчас каждая минута имеет значение. Я должен найти разгадку.
Он протянул там, в зеркале, руку — с руки свисала золотая цепочка, на которой болталась опять же золотая пластинка. Гладкая золотая пластинка величиной с крупную монету, со сложной, замысловатой фигурной прорезью в центре.
— Это Амулет Прорицателя, — продолжало отражение, — мой амулет, Легиар. Вчера его тронула ржавчина. Я не хотел верить. Сегодня ржавое пятно растёт так быстро, как говорит об этом Завещание Первого Прорицателя, когда предупреждает о явлении Третьей Силы. Той самой, в которую ты никогда не верил. Мой долг был предупредить тебя, Ларт — и я предупредил. Теперь прощай — я должен выяснить, что и откуда нам угрожает. Желаю удачи — она нам понадобится. Прощай.
Отражение дрогнуло и растеклось, растаяло. В зеркале была только комната и Ларт — я благоразумно отошёл.
Мой хозяин приблизился к зеркалу, внимательно на себя посмотрел, извлёк из кармана гребешок и тщательно расчесался.
— Ах, ты… — пробормотал он в замешательстве. — Клянусь канарейкой… Дрянь, не верю…
Выскользнув из его руки, костяной гребешок раскололся на мозаичном полу.
Когда-то Руал Ильмарранен умел летать.
Теперь он с трудом мог в это поверить — так тянула его земля.
Земля издевалась над ним, плясала под ногами, как утлая палуба в шторм; земля не желала подчиняться и не желала отпускать. Дорога то и дело ускользала из-под прохудившихся подошв, подсовывая вместо себя гнилые ямы, рытвины и пни. Руал был близок к отчаянию.
Сгущалась ночь.
Незаметно подкрался и обступил Ильмарранена со всех сторон низкорослый, больной лесок.
Руал окончательно сбился с дороги.
— Очень глупо, Марран, — сказал он сам себе запёкшимися губами. — Глупее исхода не придумал бы и мельник Хант!
Тут под его ногой подломился с треском трухлявый сук, и Ильмарранен рухнул в груду истлевших прошлогодних листьев.
…До чего тёплым был золотой песок на речном берегу, под обрывом! В песке этом ползали, обуянные азартом, двое подростков, а между ними — на утрамбованном пятачке — разворачивалось муравьиное сражение. Чёрными муравьями командовала Ящерица, а юный Марран — рыжими.
Полководцы припадали к земле, подхватывались на ноги, лазали на четвереньках, отдавая неслышные уху приказы покорным и бесстрашным «солдатам». Некоторое время казалось, что силы равны, потом рыжая армия Руала вдруг беспорядочно отступила, чтобы в следующую секунду блестящим маневром смять фланг чёрной армии, прорвать линию фронта и броситься на растерявшуюся Ящерицу.
— А-а-а! Прекрати!
Муравьи уже взбирались по её голым загорелым рукам. Она прыгала, вертелась волчком, стряхивая обезумевших насекомых. Чёрная армия распалась, потеряла управление, перестала существовать.
Марран сидел на пятках, утопив колени в песке, и улыбался той особенной победной улыбкой, без которой не завершалась обычно ни одна из его выходок.
— Ну, что ты теперь скажешь? Что тебе мешало выиграть на этот раз?
С её языка готова была сорваться отповедь — и вдруг она нахмурилась, ей почудился кто-то наверху, далеко, над обрывом.
— Руал… По-моему, там Легиар… Может, нам лучше уйти?
Он сощурился:
— С чего бы это?
— Мы ведь на его территории… Может, он не любит, чтобы чужие приходили и колдовали у него под носом?
Марран потянулся, бросил насмешливо:
— Ты мне зубы не заговаривай! Сдаёшься, не хочешь больше играть — так и скажи… Мне тоже надоело колдовать вполсилы… Ты же с тремя десятками муравьёв справиться не можешь!
Девушка вспыхнула:
— Зато ты хвастаешься в полную силу, и даже сверх всяких сил! Целуйся с муравьями своими!
Он смешно сморщил нос и протянул:
— Ну, целоваться я хочу с тобо-ой…
Следующие три минуты они возились, как щенки, на недавнем поле боя, хохотали и набивали полные рты горячего песка.
