комнату сестры и трогала бусы. Девочка отнесла мамино украшение и положила на трюмо Анны, где оно и лежало прежде.
И все же приезда сестры Эда ожидала с опаской. Но все обошлось – та ничего не заметила, и даже была в эти выходные немного ласковее, чем прежде. Александр тоже приехал домой на выходные, и вечером субботы Эда вдруг почувствовала, что все почти как прежде. Брат и сестра что-то рассказывали о своей жизни в городе, о работе Александра. Испытать настоящую радость от всеобщего возбуждения девочке мешало чувство досады – все эти приятные рассказы, вся счастливая жизнь брата и сестры никак не были связаны с ней. И когда закончатся выходные, они снова уедут, туда, где им теперь лучше, чем дома.
Александр даже посуду помыл в тот вечер. А Эда все хотела найти повод тоже включиться в разговор, добавить что-нибудь о своей жизни, рассказать про свои дела, но не выходило. Когда Анна ушла к себе, Эда тихо стояла под дверью и слушала, пытаясь представить, увидела ли сестра свою куртку или бусы.
– Ты что подслушиваешь? – услышала она голос Александра, поднимающегося по лестнице.
Эда насупилась. Ну что за неприятность снова – она оказалась поймана за таким постыдным занятием. Она бросилась в свою комнату, хлопнула дверью, и рухнула на кровать. Никак, никак у нее не выходило быть нормальной сестрой. А старшие будто искали лишнюю возможность уличить ее в плохом поступке. И находили, надо сказать. Да что они за брат и сестра такие? Им ничего не нравится – ни играть, ни гулять, ни даже просто быть дома. Отчаяние снова овладело Эдой. Дверь приоткрыла мама, спросила, почему дочка сидит одна, не дождавшись ответа, позвала пить чай. И ушла. А Эда хотела сказать, что не хочет пить их противный чай, но мама ведь и не спрашивала, просто позвала и ушла. Эда с яростью бросила в дверь подушку и съехала с постели на пол.
На тумбочке рядом лежала та книжка на непонятном языке, Эда стала листать ее, пытаясь понять хотя бы, что могут означать схемы, но ничего не выходило. Интересно, вдруг подумала она, а если этим бисером все дырки зашивать, они все будут так исчезать? Эта мысль увлекла девочку. Она стала представлять, что можно было бы еще зашить бисером. Вспомнились колготки, дырка на обшивке дивана в гостиной, и мамина блузка, которую та недавно прожгла утюгом. Девочка сидела так одна, представляя как можно было бы вышить некоторые вещи, но вскоре к ней вдруг постучался и вошел Александр.
– Ты что сидишь тут одна? – спросил он и сел на пол рядом. Эда посмотрела на него недоверчиво, она уже и забыла, когда брат интересовался ее делами, наверняка, ему от нее что-то нужно.
– Просто, – ответила она после паузы.
– Почему не пришла пить чай?
– Не хочу, – буркнула Эда и уткнулась в свою книжку.
– Что читаешь? – Александр заглянул в книгу. – Хм. Что это?
– Так, одна книжка.
– Дай посмотреть, – попросил брат, и Эда нехотя повиновалась. – Что за язык? Странно выглядит.
– А ты можешь узнать, что это за язык? Мне нужно прочесть, что тут написано.
– Нет, я не знаю. В школе спроси.
Тогда Эда поспешно забрала из его рук книжку, сославшись на то, что она чужая, и ее нельзя никому давать. Брат, похоже, не расстроился, он встал и снова позвал сестренку пить чай.
– Хорошо, я сейчас приду, – ответила она, немного смягчившись. Когда он вышел, она даже подошла к зеркалу, и, увидев, что волосы выбились из косы, решила расчесать их и заплести снова. А когда распустила, вдруг решила, что можно спуститься и так, надела ободок с розочкой и пошла вниз.
– Что с ней вообще такое в последнее время? – услышала она, стоя на лестнице, голос Анны из кухни.
– Ой, не знаю, – ответила мама. – Наверное, переходный возраст. Хотя вы у меня такими в этом возрасте не были.
Эда замерла.
– И что она – придет все-таки или нет? – спрашивала мама у сына.
– Не знаю, надо было тебе самой идти, что я? – ответил Александр, и Эда с горечью поняла, что брату по-прежнему нет до нее никакого дела, и он приходил просто потому, что бы отправлен с заданием. Эду как огнем обожгла обида. Лучше бы они вообще уехали в город навсегда и больше не приезжали!
– Алекс, она вас так мало видит теперь, – объясняла мама. – Тем более ты брат, ей просто необходимо иногда твое внимание.
Дальше слушать это Эда не могла и, сорвав с головы ободок, бегом побежала к себе.
– Эда! Эда, ты здесь?
Эды уже не было. Она быстро почистила зубы, надела пижаму, погасила свет и легла в постель – на час раньше привычного времени отбоя.
3
В воскресенье Эда выходила из комнаты только, чтобы поесть, да и то неохотно. Родные больше не делали попыток увлечь ее разговором, только изредка поглядывали в ее сторону. Но девочке было все равно. Она сначала делала уроки и читала у себя в комнате, а потом, вспомнив про бисер, решила снова попробовать что-нибудь вышить. Вышивать рваные колготки было неинтересно, а брать мамину блузку не хотелось – чтобы не привлекать внимания. И она решила вышить просто какой-нибудь узор на своей маленькой подушке. Опыт вышивания у нее был, конечно, очень скромный, но ей захотелось создать что-нибудь по-настоящему красивое, например, маленького щенка, какого она недавно рисовала на уроке в школе. Она наметила на ткани рисунок карандашом и принялась за вышивание.
Уже через пару минут Эда вышивала так, как будто делала это сотый раз в своей жизни – легко, быстро, а рисунок получался просто удивительно точным! Словно ее руками волшебным образом управляла какая-то сверхсила. Юная вышивальщица вошла в настоящий азарт. Всякий раз, закончив вышивать маленькую лапку, ушко или хвост, она проводила пальцами по глади вышивки, и глаза ее горели все ярче, она совсем позабыла о времени и пространстве, и будто находилась в другом счастливом мире, где рядом с ней есть замечательный пес – лучший веселый друг, благодаря которому никогда не бывает грустно. Эде не мешало даже то, что бисер весь был голубой – она использовала крупицы более темных оттенков, чтобы вышить глаза и нос, и в ее воображении вышитый пес выглядел, как настоящий!
К вечеру вышивка была готова. Эда надела наволочку на подушку и еще раз погладила своего голубого пса. Довольная результатом своего труда, она даже хотела бежать и показывать это чудо родным, и
