— На то были причины. Я находился далеко отсюда и не знал, чем закончилась авантюра Тауруса. Лишь недавно я вернулся и принялся искать. Но должен предупредить, что недавно за кладом началась охота. Выяснилось, что не только я знаю о его существовании. Видимо, Таурус проговорился еще кому-то, хотя это на него не похоже. Я не знаю, кто именно ищет клад, но в том, что его ищут, не сомневаюсь.
— И что же это за клад? — спросил Конан.
— Дюжина превосходных, чистейших сапфиров, которые добывают только в шахтах Уттары. Они огранены особым способом, и цену их даже трудно себе представить! — восклицал толстяк, с воодушевлением размахивая руками.
— И где они находятся? — поинтересовался Конан, допив пиво.
Ченгар Бхутт искоса поглядел на него.
— Неподалеку отсюда. Но прежде чем я назову точное место, мы должны окончательно договориться. Я предлагаю тебе треть стоимости сапфиров. Остальные две трети я разделю между двумя безутешными женщинами, чтобы скрасить их горечь от утраты.
— А что мне мешает сейчас развязать твой язык, — лениво поинтересовался Конан, — и не делиться с тобой? — Синие глаза киммерийца жестко смотрели на собеседника.
— А ты уверен, что я скажу правду? — вопросом на вопрос ответил Ченгар Бхутт, выдержав его взгляд. — К тому же, если мы будем действовать вместе, ты получишь гораздо больше, чем сможешь получить, убив меня. Мало кто знает истинную цену этих камней. Даже Таурус только догадывался об их значении, хотя он и украл сапфиры из сокровищницы безумного короля Меру. Это камни из священной короны правителя Уттары. Для него они имеют особую цену. Есть предание, что Уттара будет существовать, пока эти камни сияют в короне ее владыки. Но несколько лет назад король Меру похитил дочь повелителя Уттары и потребовал за нее выкуп — эти сапфиры. Ему предлагали немыслимые ценности, но он остался непреклонен. И втайне ото всех правитель Уттары согласился на сделку. Он вернул дочь, но утратил сапфиры. И древние пророчества исполнились — государство начало разваливаться на глазах.
Теперь правитель стар и хочет передать власть своему сыну. На протяжении долгих лет ему удавалось хранить тайну. Но для коронации ему потребуется священная корона, в которой нет сапфиров. Если об этом узнает хоть кто-нибудь, правитель обречен, а вместе с ним будет убита вся его семья. Он был в отчаянии.
Но я узнал об этом и предложил ему достать сапфиры. Теперь ты понимаешь? Я могу продать их за такую цену, которую никто никогда не даст за такие камни, несмотря на их красоту. Ты не сможешь продать их без моей помощи. Принеси мне сапфиры, Конан, и я щедро вознагражу тебя. Какие монеты ты предпочитаешь — аквилонские ауреусы, туранские дирхемы? Три больших кошеля с монетами я передам тебе сразу же, как ты принесешь камни.
— Пять, — коротко обронил киммериец.
С тяжелым вздохом Ченгар Бхутт согласился. Конан знал цены на драгоценные камни и понимал, что в Заморе он едва ли сможет получить даже десятую часть этой суммы. Он подумал, тщательно взвешивая слова собеседника, затем принял решение:
— Ну что ж, по рукам. Так где же Таурус спрятал камни?
— На кладбище бедняков, — ответил Ченгар Бхутт, — он решил, что самое надежное — оставить их под охраной суеверий. Отправляться туда нужно как можно раньше, лучше всего — прямо сейчас. Завтра утром уже может быть поздно. Кто-то еще пытается завладеть кладом Тауруса, и отнюдь не для таких благородных целей, как я. Надеюсь, тебя не пугают страшные сказки, которые рассказывают про это место.
Глава четвертая
Расставшись со своим собеседником, Конан некоторое время сидел, неторопливо потягивая пиво. Предложение вендийца было весьма заманчивым, но кое-что в его рассказе заставляло Конана относиться к нему с подозрением. Услышав имя Тауруса, киммериец вспомнил события той жуткой ночи, когда они вдвоем с немедийцем пытались забраться в зловещую Башню Слона. Вспомнил он и то, как был поражен, когда Таурус с помощью пыльцы черного лотоса расправился с охранявшими башню львами. Тогда немедиец рассказывал, что он выкрал порошок из каравана, направлявшегося в Стигию. Да и все рассказы о бывшем «короле воров» говорили о том, что Таурус всегда действовал в одиночку, без помощников.
Конечно, Таурус мог его обмануть. Но обманывать мог и сегодняшний знакомый Конана. В любом случае, прежде чем отправиться за камнями, нужно было все тщательно обдумать. Допив пиво, киммериец поднялся из-за стола и вышел из дома. Сумерки давно уже сгустились и превратились в ночь. Где-то наверху, над крышами домов, стискивавших узкую улочку, угадывалась полная луна, но здесь, внизу, темнота была почти полной. На улице не было ни одного факела. Но Конану они были и не нужны. Ноги уверенно несли его по знакомым до последнего камня переплетениям закоулков Лабиринта.
По улицам размытыми тенями скользили одинокие фигуры людей. Время от времени из какого-нибудь глухого переулка раздавался звон стали. Из кабаков, расположенных на первых этажах, тянуло запахом кислого вина и слышался хриплый многоголосый хохот. Какой-то из прохожих, спешивших по своим темным делам, сунулся было к Конану, но вовремя узнал киммерийца и поспешил дальше. Жертвой внезапного нападения в Лабиринте мог стать любой человек. Безопасно себя здесь могли чувствовать лишь те, кто пользовался определенной известностью,— постоянные его обитатели, готовые встретить любого тяжелым ударом меча, или представители заморийской знати, которых всегда сопровождали многочисленные телохранители.
Конан добрался до небольшого дома, где снимал каморку на первом этаже, в которой хранились приспособления, необходимые для его ремесла, скользнул в дом, взял моток крепкой веревки, подпоясался коротким мечом и кинжалом и незаметно вышел на улицу. Время уже близилось к полуночи, но, прежде чем отправиться на кладбище бедноты, киммериец намеревался заглянуть еще в одно место.
В Аренджуне мирно уживались не только выходцы из большинства стран мира, но и представители самых различных религий. Благодаря этому последовательницы Деркэто организовали в городе несколько «веселых домов», проститутки в которых считались одаренными милостью Деркэто и отдавали большую часть дохода в пользу богини. Эти бордели и сами были храмами — в каждом из них стоял алтарь, и старые жрицы любви посвящали все свое время служению богине.
Вход в «храм любви» был ярко освещен закрепленными в кованых подставках факелами. Каждый факел был помещен в стеклянный сосуд, и их огонь окрашивался в разные цвета. Перед входом расположились несколько старух, промышлявших сбором подаяния. Конан не глядя бросил им несколько медяков и намеревался пройти мимо, не обращая внимания на обычные изъявления благодарности. Внезапно одна из нищенок схватила его за край туники иссохшей морщинистой рукой. Варвар непроизвольно обернулся. Из складок одежды донесся резкий шамкающий голос:
