– Иван, – нашёл волхва атаман, – иди к этому цыплёнку, будешь комментировать. А я тут по-быстрому растолкую ребятишкам, как играть в биномяч.
– Во что? – удивились все.
– Эх, лингвистов, на вас нет! – грустно вздохнул Спесь Федорович. – Я, понимаешь, мгновенно придумал для всех понятное слово, а они… Короче, объясняю для ватажников, будем играть в ногомашество. Понятно?
– Так бы и сказал, – недовольно проворчал Геллер, примериваясь, что бы сломать, чтобы сделать рамку для ворот. Долго он не размышлял и, позвав Михайлу, отправился к решеткам. Пока атаман, размахивая руками, толковал с предводителем соперников, периодически поднося кулак к носу спустившегося жреца, а Лисовин мял мяч, делая его круглым, Иван спокойно прошёл через стражу и присел рядом с самым главным. Сунувшегося было главного стражника, взмахом руки отослал сам царь, с огромным любопытством смотрящий вниз на арену. Рядом сидящий, тоже весь оперенный, человек что-то проворчал, но мгновенно умолк под косым взглядом белоснежного. Волхв внимательно осмотрел второго и подозрительно прищурился. Кого-то он ему напоминал. Пока Иван копался в своей памяти, на поле началась игра. Правила парень объяснил скороговоркой. Впрочем, они были простые. Круглый мяч надо было запинать ногами в ворота соперника, причем в тех воротах уже стоял страж, которому единственному можно было брать мячик руками. Потрясающее впечатление на всех производил Непейвода, ради такого случая надевший свои широченные шаровары. Шириной каждая штанина была с его душу, а кто может измерить размах души казака? Поставленный на острие атаки, Непейвода делал самые неожиданные удары, благо, никто не мог понять, где же его ноги. После третьего мяча в ворота своей команды царь стал нервно дышать и, решительным движением подозвав к себе чиновника, что-то коротко ему бросил. Скатившийся вниз борзописец стремительно накарябал распоряжение и, когда все вскочили и замерли, огласил его хорошо поставленным голосом:
– Судью на мыло!
Повеление было стремительно выполнено, и остаток игры лысый жрец провёл в бочке с ароматным жидким мылом. На ухо Ивану шипящим шёпотом было дано объяснение, что судье оказана великая честь, мыло было из царской мыльни. Тут же советчик грустно вздохнул и уже от себя добавил:
– Теперь его уже и не казнишь, скользкий, сволочь!
Игра закончилась со счетом восемнадцать – один, разумеется, в пользу мореплавателей. Стоящий на наших воротах Михайло горестно переживал пропущенный мяч, но, тем не менее, добродушно похлопал по плечу удачливого игрока. Тот побледнел, наверное, от оказанной ему чести, и упал без сознания. Царь задумался, но потом, свирепо глянув на приближенного, явно верховного жреца, отдал новый приказ. Почтительно внимающий и быстро записывающий уже знакомый глашатай, побледнел почти до цвета царских перьев, но, тем не менее, указ провозгласил:
– Всем верховноуправляющим провинций! Немедленно и безотлагательно сформировать команды по игре в биномяч и через семь восходов Сияющего прислать в столицу, где будут выявлены лучшие! Жертвовать игроков запрещается!
А верховный жрец раскачиваясь, что-то бормотал на смутно знакомом языке. И вдруг Иван вспомнил! Это был язык, на котором говорили во время Бориса, и сразу слова стали понятны:
– О, шит! Как был мудр дядя Хосе, говоривший: Мануэль, запомни, можно истратить миллиарды долларов и создать супер-пупер технику. Можно истратить ещё несколько миллионов, и эта техника будет работать, но потом придёт русский Иван с кувалдой и приведёт своего любимого зверька, который песец называется. Зачем мы создавали машины времени, зачем готовили почву для вторжения Кортеса? Теперь его мгновенно разгромят в паршивый соккер, и кубок Либертас останется в этой проклятой Америке. Это же конец, конец нашему времени!! Будут созданы «Реал» и «Барселона», и все войны будут идти только на проклятом соккеровском поле!! А мне так и загибаться в этом диком времени, где даже кока-колы нет!!! У-у-у-у, русские, везде они!!!
Приняв скучающий вид, Иван быстро спустился к ватажникам и, улучив момент, сообщил атаману об открытии. Спесь Федорович заинтересованно взглянул на волхва, но как раз в этот момент подоспел гонец и передал вежливый приказ царя следовать на пир. Когда рассаживались, Кудаглядов подсадил волхва к жрецу и подмигнул.
В большом зале шумел пир. Хмельное было слабеньким, конечно, но, тем не менее, вполне развязывало языки и резко снижало официальность. Изгибались танцовщицы, гремела музыка, но не это было главным. За одним столом Непейвода чертил прямо на столе схему атаки, за другим Михайло гулко басил коллеге, явно того утешая. Негромко переговаривались царь и атаман, беседа, наверное, была о политике. А может быть, и о женщинах. А волхв внимательно слушал монолог иновременника, угощаясь наливаемым им напитком из тёмной квадратной бутылки. Питьё имело совсем отвратный вкус испорченного ячменя, и Ивану пришлось прибегнуть к старому способу – «По усам текло, но в рот не попадало». Уиски, как назвал эту бурду жрец, испарялась изо рта, но всё равно даже пары ударяли в голову.
– Какой ужас!! Но вы, крэйзи рашен, рано радуетесь, пусть победили сейчас, но скоро вы исчезнете, а я уговорю царя, что солнце не взойдёт, если победителей не приносить в жертву. И фикушки вам, а не соккер. Я верховный жрец и смогу настоять, чтобы правила изменились. Будет нормальный футбол, и снова будут трещать кости и лопаться черепа! Толпа ждёт крови, и она её получит!! И всё будет по-старому, и Кортес получит свою награду. Зря, конечно, но такова история. Эх, парниша, идиоты у вас там сидят в управлении. Небось, все языки себе поломали, когда учили ту заумь, на которой здесь разговаривают, а надо было учить английский! Жаль, что ты меня не понимаешь.
– Почему не понимаю? – хмель всё-таки пробил невозмутимость Ивана, и он вступил в разговор. – Всё понимаю и отлично знаю, что ты неправ. Люди добры, и если царь судит по правде, а не по кривде, то царство живёт счастливо.
– О, фак ми!! – потрясённый жрец схватил со стола первый попавшийся ярко-красный стручок, сунул его в рот, прожевал и на минуту застыл с вытаращенными глазами и открытым ртом. Потом схватил свою бутылку и вылил в рот оставшуюся половину. Опять замер, резко передернулся и, не сводя налитых кровью глаз с Ивана, стал пятиться задом:
– Кэйжиби, везде кэйжиби… Форрестол был прав, – вскочил на ноги, и с диким криком «Русские идут!!» выскочил в окно.
Иван вспомнил, что дворец располагается на вершине пирамиды, пожал плечами, рассеянно покрутил в руках стручок, похожий на съеденный иновременником, решил не рисковать и положил его обратно на блюдо. Слуга деликатно дотронулся до его плеча и показал на царский стол. Иван дошёл до возвышения и вежливо поклонился.
