– Уж кого федерация здесь расположила, те и есть, – сказал Пифф, отряхиваясь.
– Да. Я при случае подниму этот вопрос где надо. А пока пойдёмте дальше.
Они прошли вдоль по ущелью. Миллстоуну не было известно, есть ли там хоть узкая тропка, ведущая наверх, но по логике она должна была быть, и через некоторое время они её нашли. Подъём был не самым лёгким, отчего Джон заключил, что у торговцев с грузом, должно быть, есть другая возможность его преодолеть, но время на поиски полицейские решили не тратить.
Когда территория федерации осталась позади, у Миллстоуна внутри появилось странное чувство свободы. Раньше он ничего подобного не испытывал, возможно, потому что всегда понимал, что находится во власти своей страны, её законов и моральных правил. Но здесь он на подсознательном уровне понимал то, что при случае полиция за него не заступится, но и не задержит. Он знал, что поблизости нет частей федеральной армии и вообще какой-либо централизованной структуры. Здесь ты предоставлен сам себе, на то они и дикие территории, которые некоторые ещё называют свободными. Здесь можно полагаться только на самого себя и на свою команду. Единственным, что лишало эти ощущения резкости, было то, что они недалеко ушли от Смоллкрика, и в любой момент могут относительно легко в него вернуться. А вот какой-нибудь настоящий бродяга, не рассчитавший запас воды или еды, должен был выживать любыми доступными ему методами. Миллстоун знал о них не понаслышке, но всё же надеялся, что применять их не придётся. У него за поясом был его верный пистолет, а за пазухой лазер. Последний нужен был скорее для подстраховки, но она была далеко не лишней, особенно на диких территориях.
С каждым шагом детектив всё больше понимал всех, кто так или иначе стремился за пределы федерации. Здесь даже воздух был особым, хотя, может быть, это лишь казалось ему одному, потому что он был человеком, хоть и стремящимся к размеренности, но в то же время, боящимся в ней погрязнуть. А здесь ни о каком покое и речи быть не могло, да и, к тому же, эти места не были лишены своей особенной романтики, весьма специфичной, но от этого не менее притягательной.
Ну а уж что касалось дорог, то они полностью соответствовали атмосфере всеобщей свободы перемещений: куча мелких тропинок расходились в стороны от основной, которая была нахожена больше всего. Так как её направление совпадало с тем, которое указал Уотерс, Миллстоун и его напарники справедливо предположили, что в Бонек ведёт именно она.
Потом она пересекла другую дорогу, по которой, судя по всему, уже ездили автомобили. На таком необычном перекрёстке можно было и слегка запутаться, но далеко впереди уже виднелась группа строений, которая, за неимением других подобных объектов в поле зрения, скорее всего и являлась пунктом назначения.
Выходя на большую дорогу, Миллстоун воровато оглянулся. Ему казалось, что из-за направления, откуда они появились, их могут принять за шпионов федерации. Но потом он убедился, что вряд ли кого-то интересовало происхождение троих человек, которые если и были вооружены, то очень лёгким оружием, которое без труда можно было спрятать за пазухой.
Немного передохнув, они направились дальше. Вскоре сзади послышался звук мотора. Оглянувшись, офицеры увидели открытую машину наподобие багги. По сути, она представляла собой мотор и сиденья, закреплённые на специальной раме. У неё даже не было фар, из чего можно было заключить, что использовали её только днём. Но самым, пожалуй, заметным атрибутом был большой пулемёт, закреплённый на самом верху. Точно определить модель Миллстоуну не удалось, но выглядело оружие больше как творение местных мастеров, собранное из частей разных образцов. Это вызывало уважение, потому что раз это оружие использовали, то к его работе не было никаких претензий.
В багги было три человека. Двое находились спереди, и ещё один стоял за пулемётом. Все бросили недоверчивый взгляд на троих пешеходов, прижавшихся к обочине. Но особенное внимание проявил пассажир, который даже приподнял чёрные очки, защищавшие его глаза от яркого солнца и пыли. Миллстоун в ответ уверенно посмотрел ему в глаза, но тот отвернул голову только тогда, когда их машина отдалилась.
– А это уже местный патруль, – сказал Миллстоун, провожая взглядом облако пыли, – теперь мы точно можем знать, что не ошиблись.
– Да, ствол у них неслабый, – покачал головой Майлз.
– Свои границы они охраняют как надо.
Железобетонные плиты, из которых состояла стена, окружавшая поселение, в некоторых местах наклонились, а кое-где и вовсе упали, подкошенные временем. В те далёкие времена, когда здесь были военные склады, она надёжно защищала их от проникновения извне, но у любой прочности существует свой предел. Однако местные жители извлекали максимальную выгоду из брешей – к примеру, там, где мог проехать автомобиль, сделали дополнительные въезды в город, оборудовав их блокпостами. В других местах просто находились оборонительные огневые точки, а уже за самой стеной по периметру стояли вышки с часовыми. Из-за своей мощной обороны Бонек напоминал ежа, ощетинившегося во все стороны колючками, но раз она, эта оборона, имела место, значит, и посягательств на мирную жизнь поселения хватало.
На входе в город стояли охранники, но они не задерживали тех, кто желал войти, лишь осматривая со стороны и оценивая степень неблагонадёжности граждан, пересекающих границу. Их лица были закрыты масками из ткани, а в руках они держали автоматы. Миллстоун очень не хотел бы вызвать их подозрения, или вообще хоть как-то задержать на себе их внимание, потому что, как ему казалось, у этих ребят нет ни времени, ни желания церемониться с кем бы то ни было. К счастью, дело обошлось лишь оценивающими взглядами, и офицеры оказались внутри.
Сразу за блокпостом начинались торговые ряды. Ассортимент, как и полагалось, был достаточно широким. От продуктов до гвоздей и небольших печек, сделанных из жестяных банок. Миллстоун сразу подметил отсутствие здесь оружия и вообще всего, что с ним связано, хотя Бонек слыл местом жительства многих грамотных оружейников. Именно к кому-нибудь из них Джон и собирался обратиться, и теперь, проходя вдоль торгового ряда, думал, у кого удобнее всего спросить об этом.
Невольно он отмечал, что рынок вполне мог поведать о том, почему здешние территории называются дикими даже при наличии развитых поселений. Самые невзрачные торговцы Джейквиля выглядели значительно лучше, чем многие здешние. Не у всех была даже нормальная одежда и обувь. Хотя, Миллстоун подозревал, что это самый мусорный рынок, который находится у самого въезда специально для того, чтобы не пускать вглубь города всех подряд. Здесь между рядов ходили охранники, которые прямо на глазах офицеров схватили под руки небольшого щуплого мужчину и повели его в сторону. Вид у него был совершенно неопасный, но раз они заподозрили его в чём-то, значит, у них были на это причины. Схваченный упирался, говорил охранникам что-то нечленораздельное, но они никак ему не отвечали, и даже, наверное, не слушали, потому что не видели в этом смысла. Миллстоун хорошо понимал, что такие нравы продиктованы сложной обстановкой, и местные жители уже не раз оплачивали кровью жестокие уроки.
