Дебри Полуночной Бритунии по своему привлекательны. Это вам не ухоженные, смахивающие на дворянские парки, лесочки Аквилонии и не кипарисовые рощи Золотого Офира. Оказавшись в бритунийском лесу, ощущаешь себя так, будто ты вернулся в самый первый год от сотворения мира, когда природа еще не знала прикосновения руки никакой разумной расы, будь то альбы, кро мара или люди.
Колоннады стволов-гигантов, над головой непроглядная, связанная в единый ковер зеленая крона, цветы невиданных раскрасок, многоразличные птицы, начиная от всем известных дятлов, до птиц-ящеров, с синими перьями и зубками в клювах. Зверье непуганое и многочисленное — людей здесь мало, охотника встретишь редко, вот и ходят вдоль тракта кабаньи гурты, одинокие медвежата-подростки, сбежавшие от грозных мамаш на самостоятельную прогулку, или важно шествуют знаменитые болотные ящеры — чудовища с доброго быка размерами, длинным хвостом и почти черепашьей мордой.
Ко всему этому непременно прилагаются замечательные запахи леса, смешивающиеся с единый аромат, пахнущий грибами, прелой листвой, пыльцой и сыростью. Пятна солнечного света на подлеске, в глубине чащобы раздаются таинственные скрипы веток и тявканье волков, недавно обзаведшихся потомством. Где-то в отдалении недовольно ревет медведь, искусанный пчелами после покушения на их гнездо. Гудит, словно боевой рог, олень-трубач, а ему отвечает грай вставших на лесном озере журавлей.
И никакого следа человека, если не считать поросшей травой дороги, да крайне редких, замшелых столбов-указателей. Благолепие. Именно такой, спокойной и величественной, помнил Конан давно покинутую Киммерию. В лесу Бритунии он чувствовал себя почти как дома.
— Та-ак, а это что у нас такое? — Гвай, ехавший впереди и с наслаждением слушавший музыку леса, резко натянул поводья. — Всем стоять! Ни шагу без команды!
Благолепие рухнуло в один момент. Ну как, скажите, следует относиться к обычному человеческому дому, наверняка некогда являвшемуся форпостом дорожной стражи герцогства, если этот дом в свое удовольствие разгуливает по большой, освещенной полуденным солнцем, поляне? Зрелище, само по себе, довольно абсурдное.
Конан напрягся, хотя его амулет Ночной Стражи молчал, не чувствуя непосредственной опасности. Небольшая, в одну-две комнаты, сторожка под двускатной крышей и со слепыми окнами бычьего пузыря, уверенно накручивала круги по вытоптанной в траве проплешине, ничуть не стесняясь появившихся рядом людей. Над входной дверью виден герб Райдора в обрамлении соснового венка — верно, знак дорожной стражи. Домик бегает на десятках ножек, в точности похожих на человеческие — пятки так и сверкают. Никакого смысла в его эволюциях не наблюдается: знай, отсчитывает круги диаметром в полсотни шагов, словно лошадь на чембуре вокруг шеста.
— По-моему, вино которое мы пили вечером, было вполне приличным, — неуверенно высказался Эйнар. — Значит, это не белая горячка. Я наблюдаю какую-то магию, в виде зеленых с лиловым волн, но что сие значит, объяснить не могу. Сколько живу на свете, ничего подобного даже в пьяном сне не видывал.
Лошади, а особенно тяжеловоз, глядели на хибарку с человеческими ногами совершенно бесстрастно — следовательно, черная магия отсутствует. Только Гнедой киммерийца заинтересованно потягивал носом воздух — сартаки намного умнее лошадей, некоторые утверждают, будто они почти разумны. Однако и сартак не воспринял явленное чудо с негодованием или агрессией. Ему было просто интересно понаблюдать за необычным движущимся предметом.
— Эй! — рявкнул Гвай, пытаясь привлечь внимание домика. Тот приостановился, совершенно животным движением повел вправо-влево фасадом с хлопающей от тряски дверью, а после со всех ног припустил в лес, будто испугавшись. Только треск ломаемых сучьев послышался, да гудел легкий топоток.
— Демоны зеленые, — Конан утер пот со лба, и приметил, как аналогичный жест повторила Асгерд. — До глубокой старости такого не забуду!
— Поедешь дальше — глубокой старости и сопливых правнуков тебе не видать, как короны Аквилонии, — процедил Гвай. — Соединение живого с неживым — ничего себе выверты! Что происходит в старом добром Райдоре? К демонам такие чудеса, будем считать, что это нам привиделось от жары!
— Какая сейчас жара? — прогнусил Эйнар. — Прохладный ветерок с гор, даже в чащобе чувствуется. Домик на ножках? Это ли не бред? И знаете, никакого злого волшебства! Я бы мигом учуял. Начинаю разделять твою, Гвай, мысль о Буре Перемен — только она способна породить такое непотребство. Но если никакой бури нет, то что тогда мы наблюдали? Или прав Конан, говоря о сумасшедшем волшебнике, который сбежал из приюта для умалишенных и теперь вовсю развлекается?
— Едем, — рыкнул Гвайнард. — Считайте, что у вас не два глаза, а четыре! После эдакого наваждения я начинаю беспокоиться, а я беспокоюсь довольно редко, сами знаете.
Лошади, вначале медленно и осторожно, затем все быстрее, вновь пошли по лесному тракту. У людей желание обсуждать увиденное отсутствовало напрочь — домик начал казаться одномоментным помутнением рассудка, ненадолго поразившем всех охотников.
* * *
Это может показаться странным, однако на протяжении следующих полутора десятков лиг глуповатые странности Ночную Стражу вовсе не беспокоили. Зато хватило настоящих, нешуточных неприятностей.
Первую ночевку предполагалось провести в деревне Торгал, поселении бортников и охотников, доставлявших в Райдор драгоценные шкуры диких животных и отличный лесной мед, так ценящийся на Полудне. Торгал полагался солидной деревней, с дарованным герцогом самоуправлением через совет старейшин, собственной вольной дружиной для обороны от лихих людей и тыном, прикрывавшим Торгал по окружности.
Если верить карте с рукописным описанием земель Райдора, выданной охотникам, деревню населяло человек шестьсот, но…
Случилось это вечером, перед сумерками, когда Гвай приказал встать на краткий отдых. За два квадранса можно успеть разложить костерок, подогреть солонину и распечатать пару кувшинов густого эля, который, как известно, заменяет хлеб.
Этим занялись Асгерд и Эйнар, пока киммериец вместе с Гваем таскали ветки для костра. Лошадей отпустили попастись на лужайке, а сартак сам обеспечил себя пропитанием, запросто поймав зазевавшегося в траве кролика. Разве мог ушастый предположить, что мирная лошадка может обладать набором зубов, каким матерущий волчий вожак позавидует?
Постепенно темнело, солнце сползало к Грани Мира, но сумерки летом долгие. К Торгалу получится выйти задолго до того, как наступит непроглядный мрак полуночи. А уж доказать недоверчивым селянам, что прибыли посланники его герцогской светлости можно будет без проблем — научены долгим опытом.
