Затем колдун Пом скрылся за пеленой дождя.
— Вставай, — приказал Брэк самому себе, стиснув зубы.
Он слышал, как стонет Гектор. Брэку удалось подняться на четвереньки, и он пополз, чтобы дотянуться до меча. Теперь он с ужасом осознал глубину вожделения Пома, заставившего колдуна обогнать их на своем скакуне — конь в небе не был сном, — и устроить им западню, приняв вид дровосека в домике.
Брэку казалось, что он ползет по бесконечной равнине, по наклонной плоскости. Каждое движение требовало невероятных усилий. Он вытянул дрожащую правую руку. Пальцы сомкнулись вокруг рукояти… и раздался крик невыносимой боли.
Меч был словно раскаленный. Брэк, рыча, отдернул руку. Магический огонь заколдовал меч. До него было невозможно дотронуться. Брэк лежал пораженный и беспомощный…
Послышался звук шагов. Колдун вернулся.
В этот момент Шана зашевелилась и стала приходить в себя. По ее щекам струились слезы ужаса. Она попыталась встать. Пом придавил ее к полу, поставив ногу, обутую в туфлю, на шею девушке. Рядом с ним каким-то образом очутился старый кожаный сундук.
Развязывая ремни на крышке сундука, он заговорил детским голоском, сводящим с ума своими скрипучими интонациями:
— Вы обо мне почти ничего не знаете. Что ж, я вам расскажу. Я родился в темном сыром месте под землей. Моя мать была проституткой в таверне, а отец — довольно искусным колдуном, но… — Тут крышка сундука с треском раскрылась. Колдун не обратил на это внимания. Его огромные белесые глаза навыкате горели болезненным огнем желания. — Однажды отец обидел одного грозного бога. Поэтому я родился таким, каким вы меня видите, — изуродованным, проклятым. Ни одна женщина не прикоснется ко мне, если я ее не заставлю при помощи одного из видов магических чар, которыми владел мой отец.
Тут раздался голос Гектора:
— Что ты за презренное создание, если, имея, как ты говоришь, могущество мага, ведешь себя как обыкновенный дурень, стремящийся кого-нибудь изнасиловать?
— В том-то и вся загвоздка, монах. — Крошечные руки Пома с голубыми венами опустились в сундук. На секунду во влажных глазах отразились необыкновенные страдания. — Я колдун только наполовину. Даже моя магическая сила проклята и искорежена, как и мое тело. Когда я вас обманул, заставив увидеть во мне дровосека, — это было чародейство, да. — Пом облизал губы, вновь устремив взгляд на Шану. — Но я не могу удерживать чары, когда люблю женщину. — Рот его скривился. — Как видишь, мне нужно иметь соответствующую обстановку и соответствующие чары. Я брожу по свету больше ста лет, закованный в эту изломанную плоть — знак проклятия, наложенного на отца. И мной движут страсти, подаренные мне похотливой и склонной к пьянству матерью. — Глаза Пома загорелись ненавистью. — Она в самом деле любила свое ремесло. Проститутка, раздираемая страстями. — Голос его стал тише. Он говорил с каким-то дьявольским присвистом. — Как видите, у каждого из нас есть слабое место. Даже у волшебников.
Пом резким движением выхватил из сундука темную шелковую ткань, которая взметнулась вверх и в стороны.
Он расстелил ее рядом с сундуком. Брэк вновь попытался встать — силы потихоньку возвращались к нему. Пом бросил на Брэка настороженный взгляд, но, казалось, не слишком обеспокоился. Наклонившись к девушке, он обернул свою крошечную руку темно-рыжими волосами и оттянул назад ее голову:
— Ни одна из женщин так не разжигала меня, как ты, девочка. От тебя исходит аромат разврата. Возможно, это меня и возбуждает. — И он впился губами в ее рот.
Поцелуй заглушил крик Шаны. Пом оторвался от нее и, просунув ей руки под мышки, с трудом приподнял девушку. Он дотащил ее до расстеленного на полу шелка:
— Возможно, сад моего отца так ошеломит тебя, что ты подчинишься мне. Думаю, так и будет. — Он шагнул на край шелковой ткани. Тотчас он и Шана в его руках исчезли.
Отец Гектор подполз к узорчатому куску ткани. Лошадиный подбородок Гектора отвис от изумления, смешанного с ужасом. Он поставил одну ногу на ткань.
— Не прикасайтесь к шелку! — закричал Брэк. — Он обладает властью переносить…
Слишком поздно. Монах уже поставил обе ноги на шелковый квадрат и… исчез.
В домике воцарилась пугающая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в камине, стуком дождевых капель, стекающих по полу через открытую дверь, и ночным ветром, шевелящим лежащий на полу кусок шелка.
Брэк наконец смог подняться. Он доковылял до ткани, чуть не упав прямо на нее. Затем он осторожно присел рядом с ней на корточки, изучая замысловатые узоры.
В них был, однако, какой-то определенный порядок. На черно-зеленом фоне были вышиты правильные и неправильные фигуры. Ровные квадраты образовывались пересекающимися линиями. Неправильные фигуры были в беспорядке разбросаны по всей ткани.
И вдруг варвар понял.
Это был план какого-то сада, разделяющие линии — это изгороди, а неправильные формы — бассейны и гроты.
Он смотрел на шелк, и ему казалось, что где-то вдалеке слышится негромкое пение, очень приятный женский голос. Голос притягивал его. Брэк вздрогнул.
Он смотрел на расстелившийся перед ним сад, как какой-нибудь бог. Казалось, он видит сквозь нити шелка две крошечные пылинки и еще одну пылинку чуть поодаль.
Пом и Шана. Гектор. Живые — в саду из шелка.
Теперь он знал, что делать. Он потянулся за мечом, но меч все еще был раскаленным. Нет, без оружия ему там делать нечего…
Взгляд варвара упал на брошенный в угол мешок Шаны. Брэк кинулся к нему как сумасшедший, схватил кинжал и спрятал его в львиной шкуре на поясе. Затем, пошатываясь, подошел к шелку. Глубоко вздохнув и сжав похолодевшие ладони, Брэк ступил на ткань. Пение и тьма поглотили его.
Из-за нависших серых облаков проглядывало розовое, местами янтарное, небо. Были сумерки. Где-то вдали слышалось пение, этот манящий, неземной голос.
Брэка окружала изгородь, она была немного выше его головы. И изгородь, и трава под ногами варвара были глянцевитого черно-зеленого цвета. Мрачный, но красивый сад. Однако Брэк чувствовал себя в нем очень неуютно.
Голову дурманил сладкий запах, в нем ощущался какой-то неуловимый оттенок. За спиной Брэка раздался плеск воды.
Брэк повернулся, слегка расслабив мускулы, и, действуя почти бессознательно, тотчас превратился в притаившегося степного охотника, выслеживающего дичь. Глаза его смотрели настороженно и злобно.
