Сплетник сплюнул кровь из разбитых губ.
– Выслуживаешься?
Вдруг со стороны ворот послышался одинокий крик, подхваченный гневными воплями.
– Город мертвых!! Золото мертвых!!
Сверкнули обнаженные мечи.
– Мой дан! – в проеме показался воин. – Тут сумы… Полные золота. Древние монеты! Эти нечестивцы осквернили Город Мертвых!
Горцы подскочили к связанным имперцам, замахиваясь…
– Стоять!
Воины замерли, а дан Дорчариан огляделся кругом. Глянул на разбитую рожу Сплетника, на непокоренную твердыню на вершине холма. Задумчиво поворошил носком сапога обугленные деревяшки под ногами. «Декурион в огне», – прочитал Арратой по губам дана. Рокон улыбнулся и растер уголь в невесомую пыль.
– Круг Хранителей решит судьбу осквернителей. В Алайне! Все войско Дорчариан увидит: закон гор крепок!
Воины, глухо ворча, вложили клинки в ножны. Дан Рокон хлопнул в ладоши:
– Выступаем немедля!
* * *
Ултер покидал Толгвену. Колесница подпрыгнула на ухабе, и наследник едва не прикусил язык. Вилейка громко рассмеялась, крепко держась за борта. Сегимий правил конями. Он заливисто присвистнул, и колесница помчалась по дороге.
Позади, из Толгвены, выходили и выходили вооруженные дубовичи, а военный лагерь у подножия холма гудел растревоженным ульем. Толгувы шли войной на нечестивых северян.
– Аэ, Сегимий! Аэ, Сегимий! – неслось вслед.
Толгувы Ултеру понравились. Балагуры, любители вина, хохмачи и бахвалы. Даже драки на пирах оканчивались первой кровью, а драчуны обнимались и осушали один кувшин вина на двоих.
На следующий день после знакомства над площадью растянули канат, и Вилейка показала дубовичам, что умеет! Она танцевала на канате с кинжалами, крутила колесо, прыгала и бегала. Несносная мелкая пайгалка вновь проделала знакомый трюк. Дождалась порыва ветра, покачнулась и взмахнула руками, падая. Но шлепнулась оземь вновь только кудрявая шапка, а вздернутые лица на площади окропило заливистым девичьим смехом. Негодница качалась на канате вниз головой и смеялась. Что тут началось! Забывшие дышать толгувы заорали так, что с ближайшей рощи снялась стая воронья. Уж после этого никто не смел говорить, что деве не место во дворце правителя Толгвены! Сегмат самолично усадил Вилейку и Ултера на почетное место подле себя, весь пир угощал Вилею, подкладывая самые лакомые кусочки.
– У меня много сыновей, Вилея! Породнимся, прикажу младшему – он тебя возьмет женой! – басил краснолицый правитель, поднося медовые соты.
Вилея потупилась.
– У меня уже есть нареченный, – ответила она.
– Да? – сердито засопел Сегмат. – Безродный пайгал небось?..
– Нет, – задорно блеснула глазами негодница. – Вот он, второй сын дана, – и негодница ткнула пальчиком в Ултера.
Сегмат захлебнулся и хохотал так, что вино пошло носом…
Ули покосился на Вилейку. Она подставила лицо ветру, бьющему в лицо. Цветные косички пайгалки развевались.
«Здорово, что вдвоем мы у дубовичей очутились. Без нее было бы не так весело».
Кони успокоились, перешли на шаг. Перед мостом на обочине возвышался знаменитый бронзовый дуб на широком дощатом помосте. Головы врагов убрали: Харис пояснил наследнику, что боги ждут от воителей новых подношений. Если бы не узкая извилистая горная дорога, священный дуб непременно отправился бы вместе с войском. А так – он будет ждать возвращения победителей. Вместе с войском Харис отправил на войну против нечестивцев немало свирепых воинов с бронзовыми венками поверх шлемов.
Сегимий спрыгнул с колесницы и преклонил колена перед священным древом. Зашептал молитву. Харис с распущенными белоснежными седыми волосами на плечах, опираясь на свой чудесный посох, подошел к мальчику. Вид старого жреца задумчив, а голос тих.
– Наследник Дана Дорчариан, – обратился он к Ултеру. – Ночью мне было виденье. Ты и твой дух-брат за плечом… Вестники богов шептали мне… Старик прикрыл глаза и забормотал: «ты носишь чужую одёжу … сила не может найти тебя! Оденься в своё!»
Старик распахнул глаза.
– Понимаешь?
Ултер мотнул головой. Одежда на нем была не чужая, а его собственная.
– Слова богов зачастую туманны, – вздохнул Хирас и слегка пристукнул посохом. – Мой дар с тобой?
Ули прикоснулся к груди, где висел на цепочке золотой желудь, и кивнул.
– Пусть благоволят тебе светлые боги, наследник дана Дорчариан!
За день они успели пройти немало. Большая часть войска толгувов выступило конными, а остальные поспешали бегом, придерживаясь за гриву скакунов. После полудня бегуны менялись местами со всадниками. Ночевали уже в предгорьях.
Воины разбили большой шатер правителя. Вилейка посапывала в уголке, а Ултер клевал носом в окружении ближников Сегмата. Правитель принимал бесконечных докладчиков и отдавал приказания. Сегимий то и дело убегал в лагерь, исполняя поручения отца.
– Обоз вышел, правитель, – произнес запыхавшийся гонец. Сегмат взмахом руки отослал докладчика прочь, разливая вино.
Толгувы много пили и смеялись. Похвалялись, рассказывали Ули о битве в Дальнем лесу. Сон отступил: Ултер слушал их, раскрыв рот. Толгувы смогли разгромить имперцев! Не может быть! Вот чьи головы лежали у подножия священного дуба! Сегмат поведал, как десять лет назад он с Харисом отослал сына в имперскую армию.
– Он заслужил звание сотника и стал ближником командующего Форкса Гверса! – хлопнув в ладоши, выкрикнул Сегмат.
– Аэ, Сегимиус! – пьяно покачнувшись, заорал один из воинов. – Сегимиус Толгв, имперский сотник!
Сегимий вдруг вскочил, ударом ноги повалил хохотуна на пол. Тот облился вином, и молодой вождь одним махом оказался сверху. Кончик кинжала задрожал у распахнутого в ужасе глаза болтуна.
– Мое имя Сегимий… – прошипел он. – Сегимий, сын Сегмата!
– Так! – захохотал правитель. – Так сын!
Растрепанный Сегимий взял кувшин и выхлебал до дна.
– Они тоже болтали… Там, у себя в шатре, – отдышавшись, покрутил над головой пальцем молодой вождь. – Командующий Форкс и Ретур Равар… Я будто бы упился допьяна и валялся под столом… Эти двое делили толгувские леса и добычу. Старик Форкс уснул, а пьяный Ретур считал вслух, сколько священных дубрав сжечь в угоду жрецам Пагота, а сколько вырубить и упрятать в свою мошну…
Воины вокруг забранились, а Сегимий захихикал.
– Форсу я срубил башку, а недоноска Равара окунул в бочку с маслом и поджег. Он бегал по полю и визжал как свинья.
Сегмат засмеялся, колыхаясь всем телом и утирая слезы. Воины рядом грянули хохотом.
– Империи можно клясться, кланяться, – всё делать, лишь бы подобраться поближе, – прошептал Сегимий, склонившись над мальчиком, – а потом загнать железо в брюхо. – Толгув сделал вид, что бьет Ули ножом в живот.
– Месть – путь воина, – прошептал на ухо наследнику Сегимий. От него густо пахло вином и Ули кивнул.
Под раскатистый храп воинов Ултер улегся рядом с Вилеей. Уже засыпая, он вдруг припомнил слова молодого вождя.
«Сегимий – вот имя, данное мне отцом!»
А следом в голове зазвучал голос жреца Хариса.
«Ты носишь чужую одёжу, и сила не может найти тебя! Оденься в своё!»
– Чужая одежда – это чужое имя… Я ношу имя брата, – пораженно прошептал Ули. – Нужно вернуть свое имя!
Ули так и уснул с этой мыслью – шумной и колючей, словно беспокойный ёж в подполе.
Потом еще не единожды за время похода они ночевали в одном шатре. Ули сдружился с немногословным Сегимием – они по-прежнему ехали в одной колеснице. Молодой вождь рассказывал наследнику про службу в имперской армии, про далекую Арну и болотный Амаран, про степи Арзрата и про битву в Дальнем лесу.
Первая встреченная деревушка оказалась покинута дикарями – в жалких лачугах ютились лишь изможденные голодом старики и бабы с дитями. От них удалось узнать, что все воины отправились на войну. Сельцо вырезали и двинулись дальше. В каждом последующем местечке их ожидало то же самое.
«Если во всех вонючих селах все мужчины ушли на войну… Одолеют ли алайны такую силищу?» – размышлял Ули, трясясь в колеснице. Вилейка дернула за рукав и показала на выворотень на обочине. Рядом шумела речушка.
