денежкой расставаться, конечно, но дело государственное остается делом. Многое на кон поставлено — моя судьба и еще четверых. Нельзя через пень колоду к такой важной вещи подходить, я ж не кошка, у которой семь жизней. Кое-что наскребу по сусекам — от выданных императрицей ста рублей чуток осталось, гонорар еще не растратил. Потери… потери возмещу завтра.
Я развязал кошелек, высыпал на ладонь несколько рублей, потом вздохнул, положил деньги обратно, затянул шнурок и отдал со всем содержимым Чижикову.
— Что делать, знаешь?
— Знаю, господин сержант. Будьте покойны, сделаем в лучшем виде.
— Тогда по-быстрому: одна нога здесь, другая поблизости.
— Эдак нас разорвет же!
— Ничего, вместо одного хорошего гренадера двое будут.
Чижиков и Михайлов ушли с видом заговорщиков. Понятно: любая дорога обязательно проходит вблизи кабака.
Мы остались втроем обсуждать предполагаемый маршрут.
— Сначала доберемся до Великого Новгорода, от него к Пскову, потом к Изборску, а там до Польши уже рукой подать, — предложил Михай.
— А далеко от границы до Крушаниц этих? — спросил я.
— Да почитай всего ничего — верст с полсотни, не больше. Не знаю токмо, куда нас еще пан Дрозд за собой потащит. Ладно, ежели в окрестностях шуровать придется — тогда хорошо, а ну как в самую глубь придется податься? — почесал затылок Михай.
— Сомневаюсь я, что злодеи от границы далеко удалились. Им проще рядышком жить, чтоб сподручней монеты фальшивые в Россию ввозить было, — предположил Карл.
— Согласен, — кивнул я. — Лишний риск им ни к чему. Шляхтичи — сами знаете — друг на друга косо смотрят, если что — и подножку поставить горазды. Опасно через земли соседей богатство такое возить. Сидят наши «мастера» под чьим-то широким и теплым крылышком, раскинувшимся аж до самой России. Из готовят большую партию и, минуя купленных таможенников, перебрасывают добро через границу.
— Я вот что думаю, — продолжил Карл, — найдем мы их, оборудование порушим, петуха красного подпустим, а с людьми, которых на месте споймаем, что делать-то будем? Свинец в горло лить?
Я смутился. Мысль эта мне не приходила в голову. Почему-то в мозгах вертелось одно, кажется, наполеоновское — «главное, ввязаться в войну, а там разберемся». С фальшивомонетчиками здесь действительно поступают круто. Для меня — слишком круто.
— Пожалуй, я так не смогу, — признался я.
За все время, проведенное здесь, от моей руки погибли всего двое, и то потому, что собирались проделать со мной аналогичное, пришлось защищаться. Что самое интересное — случилось это в первый же день. Морально я уже второй год готовлюсь к тому, что буду убивать, но как только доходит до практики…
— Я тоже, — сказал Карл, — нет, если на меня пойдут приступом, шпага в моей руке не дрогнет, но быть палачом — увольте. Я дворянин.
— Эти люди хотели меня убить, не посмотрели, что безоружный. Хотели навсегда разлучить с Ядвигой, им было плевать, что я не собирался никуда бежать и доносить. Я готов задушить их голыми руками, — очень тихо, но с такой ненавистью сказал Михай, что я поверил каждому его слову. — Не надо искать палача, он с вами.
— Ну вот, определились, — тоже тихо произнес Карл.
Чижиков и Михайлов вернулись к полуночи — «тепленькие» и довольные. Я не стал устраивать им разнос. Сегодня не имело смысла, а завтра будет уже бесполезно, тем более что с поручением они справились на отлично — вырядились, согласно «легенде», в лакеев двух господ, решивших переменить климат.
У нас с Карлом сохранилась «гражданка», купленная на деньги Густава Бирона. Неброская, но для путешествия вполне подходящая. Михая решили выдать за управляющего, благо внешний вид вполне соответствовал.
Утром, наскоро позавтракав, отправились в конюшни выбирать казенных лошадей. Я раньше боялся, что не смогу ездить верхом, потому что никогда прежде не обучался, но не так давно получил возможность проверить свои умения. Выяснилось, что тело, оставшееся в наследство от прежнего фон Гофена, прекрасно помнит, как надо обращаться с этими животными, так что можно быть спокойным: в седле я держался вполне сносно. Во всяком случае, никто в спину не смеялся, ну а что в тонкостях не разбираюсь, так это никого не смущало: на то и дворянское звание, дабы прислуга знала, чем угодить.
Ворота оказались заперты. Мы долго колотили руками и ногами, прежде чем услышали и впустили внутрь. Придворные конюхи, зевая, водили нас от стойла к стойлу. Придирчивые гренадеры внимательно осматривали скакунов, как цыгане, смотрели зубы, проверяли подковы, заглядывали под седло. Знаю, что лучше всего брать кобыл, или, на крайний случай, меринов. Жеребцы — существа своенравные и ненадежные, хороши больше для скачек или улучшения породы.
Отобрали десять лошадей: чтобы было на ком везти поклажу, да и заводные по обычаю, оставшемуся еще от татар, не повредят.
Затем все вместе отправились в цейхгауз, где получили на руки по короткому гусарскому карабину, которые, очевидно, нарочно держали для разного рода тайных спецопераций, ибо клеймовки, определявшей полковую принадлежность, на них не имелось. Оружие как оружие — в любой лавке купишь. А что сделано на Тульском заводе — так ведь через Россию ехали, почему б не прикупить по дороге.
— А что нам еще с собой можно взять? — спросил я у офицера, заведовавшего цейхгаузом.
— Да что угодно! — удивился тот. — Приказано препятствий не чинить.
Услышав такой ответ, парни приободрились. Михайлов на радостях увешался с головы до ног пистолетами и стал походить на пирата из голливудского фильма. Чижиков не преминул прихватить гранат. Я подумал и тоже взял с собой несколько. Пускай от них шума и дыма больше, чем толку, но кто знает — вдруг пригодятся. И пистолеты — вещь в дороге полезная, особенно если держать их постоянно заряженными.
Я велел мужикам дожидаться меня на полковом дворе, а сам вместе с Карлом поскакал в Петропавловскую крепость за деньгами, документами и ценными указаниями от Ушакова.
Андрей Иванович вручил нам паспорта, без них и за пределы Петербурга выбраться весьма проблематично, не то что пересечь обширную территорию до польской границы. Я с интересом рассмотрел свой, ибо впервые получал в руки заграничный паспорт восемнадцатого века. Из него следовало что:
«По повелению ее величества российской императрицы, самодержицы всей России и проч., и проч. Сим объявляется всякому, кто должен это знать, что предъявитель сего барон курляндский Дитрих фон Гофен отпущен из России по суше. Он должен в течение недели, начиная от указанной ниже даты, выехать из Санкт-Петербурга и в течение месяца пересечь границу… В удостоверение этого и для беспрепятственного продолжения его пути ему выдан настоящий паспорт, скрепленный
