– Древние насекомые застывали в смоле, и спустя миллионы лет мы видим их внутри кусков янтаря. Интересно, а сохранились ли где-нибудь в вечной мерзлоте вмерзшие в лед древние люди?
Андрей вздрогнул. Древние люди напомнили ему о рыжем ушастом гоминиде и жутких морлоках, которых изучала Ева…
– Кирсан, не тяни резину. Я все равно от тебя не отстану!
– Я понимаю… – грустно улыбнулся Илюмжинов. – Хорошо, слушай: впервые я столкнулся с предметами семнадцать лет назад, когда решил участвовать в выборах главы республики. Ко мне пришли уважаемые люди моего народа и сказали: «Кирсан, мы хотим поддержать тебя. Вот, возьми то, что принадлежало одному из наших великих предков, Далай-Батыру. Пусть эта фигурка поможет тебе».
– И отдали тебе предмет? – недоверчиво спросил Гумилев – Единорога?
– Нет, другой. Просто вручили и благословили. Не веришь?
– Как тебе сказать… Сомневаюсь. Уж очень это похоже на сказку – предки, батыры, уважаемые люди. Двадцать первый век на дворе, а это какое-то эпическое средневековье.
– Дальше будет еще эпичнее, – усмехнулся Илюмжинов. – Единорога-то я ведь и в самом деле получил из рук Римского Папы.
– Ты не сказал, что за фигурку тебе дали уважаемые люди и какими свойствами она обладала.
Илюмжинов некоторое время молчал, вертя в руках кусок льда со вмерзшей рыбой, потом с силой забросил его в воду.
– Может, оттает и оживет, как думаешь?
– Ты обещал мне рассказать все о предметах, – напомнил Гумилев.
– Старейшины дали мне крадущегося лиса. Он многие века помогал правителям калмыков проводить наш народ между западной Сциллой и восточной Харибдой, не просто выживать, но и процветать. С тех пор как наши предки переселились в семнадцатом веке в низовья Волги, мы всегда правильно выбирали друзей. Всегда – кроме одного случая, но я не хочу о нем вспоминать… Лис дарует его владельцу очень полезное качество – чувствовать хитрость и обман.
– Я так понимаю, что на выборах он тебе очень пригодился?
– Не то слово! Когда лис был со мной, я совсем по-другому воспринимал происходящее, замечал все уловки конкурентов, понимал, кто на самом деле мне друг, а кто – враг.
– А где сейчас этот лис?
– Многие предметы сильно влияют на своих владельцев, Андрей. Они наделяют человека сверхспособностями, но взамен забирают… я не знаю, как сказать… частичку души? В общем, быть предметником тяжело. Ну, и физиологические изменения происходят.
– Я это уже понял. Глаза меняют цвет. Но у тебя-то они нормальные!
Вместо ответа Илюмжинов снял перчатки, оттянул пальцами веко и осторожно сдвинул в сторону коричневую контактную линзу. На Андрея смотрел знакомый ярко-зеленый глаз. На смуглом, восточном лице калмыка он казался чужеродным, пугающим.
– Ясно. Это опасно? С Марусей ничего не случится?
– Нет. Единорог вообще довольно комфортный предмет. Другие…
– А их много? – перебил Гумилев.
– Сотни. Или даже тысячи.
– Откуда ты знаешь?
– Так мне сказал Иоанн Павел, когда я гостил у него в Ватикане. Это случилось через несколько лет, после того как я стал главой республики. Лис помогал мне, но я чувствовал, что вокруг меня создается какое-то конфликтное поле. Мои помощники ссорились, каждый тянул одеяло на себя. В общем, надо было что-то менять. Тут поступило приглашение от Римского Папы, и я поехал. Тогда я не носил линз, и он, едва увидел меня, сразу все понял.
– То есть в Ватикане знают о предметах?
– Да, у них в сокровищнице, как я понял, целая коллекция. Иоанн Павел предложил мне сыграть в шахматы. Мы сели в его кабинете, начали партию. Я неплохо играю, ты знаешь, но Папа оказался очень сильным противником и быстро меня одолел. За игрой он и спросил, что у меня за предмет. Я удивился, спросил: как он догадался? Тогда он рассказал мне, что церковь многие века занимается этими артефактами, как они их называют. Кто-то из иерархов католицизма считал их делом рук дьявола, другие, наоборот, творениями Бога, подаренными людям, чтобы облегчить их земное существование. Папа показал мне средневековый рукописный трактат, принадлежащий перу Блаженного Августина. Он называется «О владельцах артефактусов и Царстве Божьем». Из разговора с Папой я понял главное: все предметы разные, и если ты чувствуешь себя некомфортно, то лучше расстаться с предметом.
– И ты отдал лиса Иоанну Павлу?
– Когда я сказал Папе, что не хочу хранить лиса у себя, он пригласил меня в особое место в базилике святого Петра – хранилище этих предметов. Я остался при входе, а он с моим лисом прошел внутрь. Вернулся через пару минут, и сказал – раз ко мне пришел предмет, значит, я избранный. И он не хочет вмешиваться в ход судьбы. Поэтому дает мне вместо лиса другой предмет.
– Того самого единорога?
– Да. По словам Папы, существует множество разных предметов, дающих своим владельцам необычные способности. Одни наделяют владельца даром целительства, другие – перемещения в пространстве, третьи – управления стихиями… В общем, там много чего есть.
– Но почему глаза меняют цвет?
– Этого мне не объяснили. Но Папа посоветовал носить цветные линзы или темные очки, чтобы не вызывать лишних вопросов.
– А у кого еще есть такие предметы?
– Вроде бы у Джона Кеннеди был орел, обладающий даром убеждения. Но предмет пропал после убийства. А еще, cудя по всему, Бунин тоже обладает предметом или просто знает об этой тайне.
– С чего ты взял? У него вроде глаза одного цвета.
– Ты помнишь, Маруся сказала, что именно Бунин подговорил ее взять единорога?
– Да, я так и не понял, почему ты сразу заподозрил мою дочку?
– Понимаешь, у этих предметов есть что-то вроде кодекса чести. К примеру, их нельзя украсть. Вернее, украсть можно, но фигурка перестанет тогда работать, станет мертвым куском металла. И оживет только, когда вернется к законному владельцу.
– И при чем тут Маруся?
– Дети изначально чисты и невинны, даже если они берут что-то чужое, то делают это не из корыстных побуждений. То есть это не считается воровством!
– Получается, если бы Бунин сам стащил у тебя единорога, тот потерял бы свои свойства, а если его взяла Маруся и потом отдала Бунину, то все сверхъестественные способности предмета сохранились?
– Правильно.
Андрей медленно наклонил голову в знак согласия, а в голове звучал голосок Маруси: «Ой, но я обещала лошадку дяде Степе…»
«Бунин использовал мою дочь, чтобы добыть единорога!» – похолодел Гумилев. Сама мысль о том, что кто-то может вот так запросто манипулировать Марусей, вызвала у него праведный отцовский гнев, но помимо этого, помимо злости на Бунина, родилось и четкое понимание: торопиться и карать нельзя. Степан Бунин – слишком неоднозначный человек, и к нему нужно присмотреться повнимательнее.
