едкий.
– Вставай, Персефона. Ни один бог не будет ждать.
«Я выпущу из тебя тьму», – прошептал он, прежде чем впервые открыть для себя ее тело, и сейчас эти слова отозвались в ней, распуская нити тьмы. Она встала, вся дрожа. Не от ударов, нанесенных ее телу, а от досады и гнева.
Земля затряслась, и из нее поднялись камни. Магия Аида окружила ее в ответ – армия дыма и теней. В этом было что-то неправильное – в этом противостоянии ее собственной магии, но Аид никогда не был врагом.
«Только сейчас, – напомнила она себе. – Сейчас он враг».
Камни и куски земли поднялись, а вместе с ними и тени Аида – они понеслись к ней. Она наблюдала за ними – сосредоточилась, заставила замедлиться и вытянула руку – не для того, чтобы остановить их, а чтобы подчинить. Магия просачивалась ей в кожу. Это было странное ощущение – почти осязаемая, она смешивалась с ее кровью, и когда Персефона открыла руку, с кончиков ее пальцев выступили черные когти.
Аид улыбнулся.
– Хорошо, – сказал он.
А потом Персефона оказалась на коленях.
Будто что-то взорвалось у нее в груди – неведомая невидимая сила, что ударила в нее, лишила богиню способности дышать. Когда она ударилась о землю, все страхи, что овладевали ею за всю ее недолгую жизнь, вдруг сжали ей горло, будто когтями.
Перед ней вдруг появилась Деметра.
– Мама…
Та дернула Персефону вверх за запястье. Оно все еще ныло после падения, и от рывка его пронзила острая боль.
Деметра завопила, хохоча.
– Кора. – Персефона содрогнулась от этого имени. – Я знала, что этот день придет.
Персефона пыталась высвободиться, призвать свою силу, но та не откликалась на ее зов.
– Ты будешь моей. С этого момента и навсегда.
– Но мойры…
– Они переплели твою судьбу заново, – ответила мать и переместила их. От запаха магии Деметры Персефону затошнило. Она оказалась за стенами стеклянного ящика. Деметра стояла снаружи. Персефона била по стеклу руками и ногами, крича во весь голос:
– Я тебя ненавижу! Я тебя ненавижу!
– Возможно, сейчас, – ответила мать. – Но через тысячу лет у тебя останусь только я. Смотри, как твой мир умирает, и наслаждайся.
Все погрузилось во тьму, и Персефону вдруг обступили образы. На экранах вокруг показывались жизни ее друзей и врагов, они жили и умирали, в то время как она оставалась в своей тюрьме. Здесь была даже Лекса – неподвижный образ ее надгробного камня, растрескавшегося от непогоды. Она смотрела, как жизни Сивиллы, Гермеса, Левки, Аполлона и остальных продолжались без нее. Сивилла разбогатела и умерла, Гермес с Аполлоном просто жили дальше, а Левка вернулась к Аиду – Аид, ее возлюбленный, ее настоящая вторая половина, сам позвал нимфу в свою постель. Персефона смотрела, как тот находил утешение в теле другой – в Левке, которую потом бросил, и других женщин, которые были ей незнакомы. Они сменяли друг друга, и Аид опустошал себя в каждой из них, тяжело дыша в изгиб их шей, и, истощенный, снова оставался один.
Персефона вонзила ногти в свои ладони, ее горло закровоточило, когда она прокричала ему – и прокляла его.
«Ты говорил, что спалил бы ради меня весь мир, – и все же он живет и процветает, и ты живешь в нем – без меня».
Она выместила свой гнев на стенах, но даже ее ярости оказалось недостаточно, чтобы призвать магию. Стоя там и наблюдая, как мир Аида продолжает жить без нее, она поклялась, что уничтожит их. И мир, и Аида.
– Персефона.
Ее имя, то, как оно было произнесено – мягким, еле слышным шепотом откуда-то снизу, – привлекло ее внимание. Она опустила взгляд и увидела Аида. Мир вокруг вдруг изменился, словно она покинула свою клетку и оказалась в центре полыхающего поля боя. На земле у ее ног лежал Аид с остекленевшими глазами – кровь переполняла его рот и стекала по его лицу.
Персефона упала на колени.
– Аид, – ее голос звучал иначе, надорванно. Она откинула волосы с его лица, и, несмотря на кровь, он улыбнулся ей.
– Я думал… я думал, что никогда больше тебя не увижу.
– Я здесь, – прошептала она.
Он поднял руку и провел пальцем по ее щеке. Она сделала вдох, закрыв глаза, пока его прикосновение не исчезло. Персефона посмотрела на него и обнаружила, что он закрыл глаза.
– Аид! – Она обхватила ладонями его лицо, и он чуть приоткрыл их.
– Мм?
– Останься со мной, – взмолилась она.
– Я не могу, – ответил он.
– Что значит, ты не можешь? Ты можешь исцелить себя. Исцелись!
Он чуть шире раскрыл глаза, лицо его было грустным:
– Персефона. Все кончено.
– Нет, – она затрясла головой. Богиня вплела пальцы в его спутанные волосы, а потом положила руки ему на грудь.
Аид накрыл ее ладони своими.
– Персефона, посмотри на меня, – приказал он. – Ты была моей единственной любовью – моим сердцем и моей душой. Мой мир начался и закончился с тобой, мое солнце, звезды и небо. Я никогда тебя не забуду, но я прощаю тебя.
Слезы жгли ей глаза, в горле встал ком.
– Прощаешь меня?
Эти слова заставили ее наконец всмотреться в весь тот ужас, что их окружал. Она вдруг поняла, где они, и вспомнила события, что предшествовали всему этому, – она находилась в подземном царстве, и все оно было охвачено пламенем. От богатой зелени и элегантной красоты, созданной Аидом, не осталось и следа – ни садов, ни деревни Асфодель, ни даже дворца, вырисовывающегося у горизонта. Их сменили огонь и колючие стебли – они были толстыми и завивающимися по спирали, и поднимались среди обломков, словно игла, прошедшая сквозь нить. Одна из этих ветвей пронзила Аида насквозь в области живота.
– Нет!
Она попыталась приказать ветви исчезнуть, и когда это не сработало, Персефона попробовала сломать ее руками, но ее ладони стали скользкими от крови Аида.
– Нет, пожалуйста, Аид. Я не хотела…
– Я знаю, – тихо произнес он. – Я тебя люблю.
– Не надо, – взмолилась она, и слезы полились у нее по щекам. Горло и грудь разрывала боль. – Ты говорил, что не оставишь меня. Ты обещал.
Но Аид лежал неподвижно, и крики Персефоны заполнили тишину, а ее боль обратилась в тьму.
Позднее она очнулась в окружении знакомого запаха пряностей и пепла, свернувшаяся калачиком у твердой груди. Она открыла глаза и увидела, что лежит в объятиях Аида. Персефона была так шокирована видеть его целым и невредимым, что у нее заныла кожа.
– Ты отлично справилась, – сказал он.
Его слова
