ещё спали, так что парень принялся хозяйничать, намереваясь принять на грудь пару чашек кофе, чтобы почувствовать хоть какую-то уверенность. Увы, его намерениям не суждено было осуществиться, эмпату не требовался звонок будильника, чтобы ощутить присутствие в доме постороннего человека.
— Это что у нас за ранняя пташка тут завелась? — пожурил хозяин беспардонного гостя. — Марти, ты где сегодня ночевал?
— Меня мама пристроила на ночлег к своему давнему приятелю, — Мартин был даже рад небольшой отсрочке серьёзного разговора, но сразу же выругал себя за нерешительность, ведь у него больше не было права находиться в этом доме. — Я должен сказать тебе что-то очень важное, — он словно прыгнул с разбегу в ледяную купель, — я тебя обманул.
— Упс, — Вард весело рассмеялся, ещё не подозревая, насколько болезненной была тема этого утреннего разговора. — Это с тобой в первый раз? — он попробовал отшутиться, но сразу почувствовал, что шутка не удалась. — Что случилось, Марти?
— Я не твой сын, — расстроенный юноша едва нашёл в себе силы, чтобы сохранять спокойствие и не разреветься как девчонка, — но я не нарочно тебя обманывал, просто ошибся. Прости меня, Вард.
Несколько долгих минут отставной папочка внимательно вглядывался в побледневшее лицо мальчишки, а потом просто подошёл и прижал к своей груди это щуплое, поникшее от горя тельце.
— Я правда не хотел тебе врать, — Мартин судорожно вздохнул и всё-таки расплакался.
— Правда состоит в том, что мне пофиг, есть ли в тебе моя кровь, — твёрдо произнёс Вард. — Ты — мой сын, Марти, и будешь моим сыном до тех пор, пока сам от меня не откажешься.
Мартин вывернулся из обнимавших его рук и отступил на шаг, чтобы видеть глаза Варда. Двое мужчин застыли друг напротив друга в таком напряжении, словно им предстояло сражаться в поединке. Довольно долго Мартин смотрел не отрываясь в глаза отца, и тот ни на миг не отвёл взгляда. Наконец Варду надоела эта суровая игра в гляделки, и он улыбнулся. Его открытая улыбка сработала как таран, мгновенно разрушив стену отчуждения.
— Тогда и мне пофиг, — Мартин размазал по щекам солёную влагу и тоже улыбнулся. — Я нашёл своего отца и больше никогда его не потеряю.
Холодный ветер, холодная влажная земля и холод в сердце, вот и всё, что Кира обрела в заветной долине, на встречу с которой возлагала такие надежды. Для человека, благополучно вырвавшегося из двенадцатилетнего плена, состояние её психики, наверное, можно было счесть откровенно неадекватным. Мысли, бродившие в этот ранний час в её голове, были отнюдь не радужного свойства, напротив, со дна её души поднималась горечь, и горло сжималось от острого чувства обиды на свою судьбу. Да, двенадцать лет — это целая вечность, особенно, когда нет надежды на спасение, но Кира всё же смогла пережить этот ужас и вернуться. Вот только стоило ли возвращаться? Как жить дальше одинокой женщине, потерявшей смысл существования?
Пока Кира была в плену, ей даже в голову не приходило думать о будущем, наоборот, чтобы не свихнуться, ей пришлось с корнем выкорчевать даже жалкие ростки надежды на возвращение к нормальной жизни. Возможно, только это и позволило ей выжить. Надежда делает нас слабыми, она умудряется оставлять лазейку для чуда даже в самой безвыходной ситуации, тем самым отнимая у нас способность взять судьбу в свои руки и посмотреть на мир без розовых очков. А Кире жизненно необходимо было сохранять здравомыслие и твёрдость духа, ведь на ней лежала ответственность за сына.
Что ж, её миссию по спасению Мартина, похоже, можно было считать завершённой. Сын благополучно выскользнул из лап Ордена, не превратился в бездумного исполнителя гнусных приказов Ксантипы и сохранил свою человеческую сущность. Жаль, конечно, что не удалось защитить психику будущего Творца от неприглядной правды о его отце, но Кира была уверена, что Атан-кей сумеет помочь своему ученику, когда узнает о проблеме. Так отчего же победительнице было так горько? Может быть, ей хотелось признания заслуг или хотя бы благодарности со стороны спасённого мальчика? А Тиночка? Надеялась ли Кира, что дочь будет рада её возвращению?
Женщина зябко поёжилась и обвела тоскливым взглядом контуры деревьев, росших на верхушке скалы. На фоне светлеющего неба их густые кроны напоминали чёрные бесформенные кляксы. Нет, не стоило себя обманывать, ничего она уже не хотела и не ждала от этой жизни ничего хорошего. Без Семёна всё остальное сделалось настолько мало значимым, что даже не стоило переживаний, и освобождение тут ничего не изменило. У Киры по-прежнему не было будущего, всё, что у неё оставалось ценного в этой жизни — это воспоминания. Именно за воспоминаниями она и отправилась этим утром в заветную долину.
После всего, что случилось в доме Риса, ей просто позарез требовалось прикоснуться к чему-то родному и сокровенному, что не должно меняться, несмотря на годы. Но и тут её ждали сплошные разочарования. Долина, которая когда-то вознесла её на вершину счастья, а потом грубо разрушила её жизнь, сейчас выглядела незнакомо и, прямо скажем, негостеприимно. Заросший колючими кустами луг ничем не напоминал приветственную ковровую дорожку, скорее уж, колючую проволоку, предназначенную для того, чтобы отпугивать чужаков. А чернеющий вдалеке бурелом, некогда бывший прелестной рощицей, только злостный оптимист мог бы счесть привлекательным местом для прогулки.
Влажная от ночной росы высокая трава сразу промочила Кирины туфли и подол её платья, а холодный ветер намотал мокрую ткань на голые ноги, превратив её в весьма освежающий компресс. Сделалось холодно и неуютно, захотелось вернуться обратно в лабораторию. Наверное, если бы сеанс ностальгии был единственным пунктом в Кирином плане посещения долины, то она просто признала бы планирование несостоятельным и вернулась в тепло и относительный уют Кейтилева жилища. Но в том-то и дело, что воспоминаниям отводилась лишь роль прелюдии, а настоящее действо должно было развернуться в роще, где возможно, ещё сохранились остатки Кириного портала для связи с потусторонним миром.
Да, как ни наивно это могло прозвучать, но Кира действительно собиралась установить связь с Семёном с помощью дурацкой пирамидки и ритуала с венком из луговых цветов. А что, раньше ведь получалось, так почему бы ни попробовать? План, конечно, был хорош, но он совершенно не учитывал произошедшие с долиной метаморфозы. Во-первых, на заросшем колючим кустарником лугу никаких цветов больше не росло, так что изготовить подношение высшим силам в виде венка было не из чего. Но главная засада заключалась даже не в этом, ведь обнаружить остатки пирамидки в тех зарослях, в которые превратилась
