сказать. Да и если честно, я очень плохо помню.
— Расскажите, что помните.
— Хм… кажется, кто-то вдруг закричал «Убийца!» Среди гостей началась паника… Его высочество закрыла личная охрана… хотя нет… это, кажется, случилось уже позже — охрана почему-то замешкалась. Да-да, замешкалась, это я помню отчетливо, потому что на нашего министра… На нашего министра набросилась какая-то женщина.
— Женщина?
— Да. Из гостей. К сожалению, церемониймейстер поставил меня слишком далеко от послов — я не разглядел… Да и началось бурное движение, сами понимаете. А та стояла на почетном месте, почти рядом с нашим министром. Вот и бросилась. Говорят, самоотверженно закрыла министра собой от пули.
— То есть барон Гранди все-таки не выдумал и действительно заметил среди гостей убийцу?
— Не знаю… Говорю же: я был слишком далеко…
— Но ведь это вы дали интервью газете «Городские страницы».
— Откуда вы?..
— Вы сами рассказали об этом. У нас же доверительная беседа, не забыли?
— Ах да… да, конечно… А на чем я остановился?
— На интервью газете «Городские страницы».
— Да, интервью… Да не давал я «Страницам» никакого интервью, а просто написал для них статью, которую опубликовали анонимно. Понимаете, в редакции всех анрийских газет заблаговременно сообщили — известно кто, разумеется, — чтобы ни на что не рассчитывали. Освещать прием в Люмском дозволили только «Вестнику», известно почему, разумеется. Но это несправедливо и неправильно. Я всего лишь восстановил справедливость!
— Насколько мне известно, с гостей Люмского дворца брали обязательство о неразглашении.
— Ну и что? Власти не должны скрывать от народа ни-че-го! Люди должны знать правду!
— А какую правду вы поведали людям, раз ничего не видели?
— Нет, я все видел, просто… ну… просто не в подробностях… и не в деталях.
— Которые вы смело дорисовали, приукрасили, выдумали?
— Майнхэрр… как ваша фамилия?
— Гайстшписен.
— Да-да. Майнхэрр, поверьте: то, что там произошло, выдумать здоровому человеку сложно!
II
Из газеты «Городские страницы», выпуск № 96, сентябрь 1636 года:
«…После того, как барон Гранди упал замертво, в зале закричали 'Убийца!». Неизвестно, кто первым поднял крик, но уже через несколько мгновений растерянность и недоумение — следствие внезапной смены тона размеренного, не предвещавшего ничего трагичного вечера — переросли в полнейшую уверенность. Гости поддержали этот крик, и убийца, был ли он в зале на самом деле или всего лишь плодом воображения пожилого человека, которому сделалось дурно, стал угрожать всем и каждому, при этом и будучи всеми и каждым.
Гости закричали и в панике рассыпались по залу, едва не затоптав несчастного барона, который, крепко отведав пару женских туфель и форменный сапог анрийского обер-полицмейстера, вдруг воскрес, оправившись от покушения на свою персону.
Тогда-то и произошло то, во что наш дорогой читатель вряд ли поверит. Наша редакция тоже не поверила бы, если бы не печатала сии строки со слов непосредственных очевидцев, оказавшихся в достаточной мере мужественными и храбрыми, дабы поделиться сей историей, и не убоявшихся преследований со стороны замалчивающих правду властей.
Один из гостей, то ли чрез меры откушав шампанского из личных запасов Шталендхэрра генерал-губернатора, то ли замешкавшись и не поспев за общим движением, на глазах у всех, презрев законы Божьи и земного тяготения… полетел!'
III
Менталист резко прервал контакт с марионеткой и вышел из состояния, близкого к трансу. Он быстро сориентировался в начавшемся переполохе и еще быстрее разобрался в его причинах. Это едва не привело в бешенство — менталисты в своей жизни обычно ненавидят две вещи: людей, которые способны противостоять ментальному воздействию, и других менталистов. А таких, которые еще и нанесли подлый удар по яйцам самомнения и самолюбия, обычно клянутся отыскать и уничтожить малогуманным способом. По крайней мере, этот давал себе такую клятву и почти всегда выполнял. Будь хоть немного времени — исполнил бы уже сегодня.
Но времени не было. Он подозревал, что Напье может оказаться на приеме и помешать, а после похищения Вортрайха — почти наверняка будет. Однако это было не важно. Шестерни были давно запущены и крутились исправно. По большому счету не важен даже был итог возложенной на него миссии — любой исход приведет к одному результату. Все, что от него зависело, он с успехом выполнил. Нужно было уходить. Жаль лишь одно: не получится насладиться зрелищем, которое вот-вот начнется.
Менталист нащупал под рубашкой талисман возврата, извлек его, по привычке сделав вид, что поправляет галстук. Набрал воздуха, чтобы произнести слово-активатор, и только лишь хрипнул, выпучив от страха глаза.
Менталисту сдавило горло, он начал задыхаться, почувствовал, как голову тянет вверх, а вместе с ней и оставшееся тело. Его подняло на носки туфель, а затем вовсе оторвало от пола. Зал побежал в мутнеющих за стеклами очков глазах и остановился перед парой серебряных бельм. Менталист выдавил сухой скрип из передавленного горла.
Сигиец левой рукой сорвал с него талисман возврата и не глядя швырнул куда-то в угол. Ухватил менталиста правой за горло, поставив того на пол.
— Эрвин Месмер, где твой хозяин? — спросил сигиец, чуть разжав пальцы.
Месмер кашлянул, попытался высвободиться.
— Убийца! — закричали совсем близко, почти в самое ухо.
Сзади на сигийца набросились двое, оттаскивая от Месмера, выкручивая и заламывая руки. Сигиец извернулся, одному ударил локтем под ребра, другого обхватил за шею, перекинул через плечо, едва не придавив гостем Эрвина Месмера, и пустил в кряхтящего первого волну силы, окончательно сбивая того с ног и отшвыривая на скучковавшихся гостей приема. Кто-то еще из гостей, набравшись храбрости или защищая честь мундира, набросился на Райнхарда, но сперва получил по носу и в челюсть, а потом проделал неестественный, пугающий кульбит в ту же стайку ошарашенных гостей, которые от столкновения посыпались, как кегли. Затрещали юбки и брюки. Сверкнуло исподнее. Кто-то оказался на ком-то, кто-то — под кем-то.
По залу вдруг пронесся резкий неуместный, невозможный и невероятный в Люмском дворце рев дикого животного. Откуда-то с противоположенного конца, где под строгими очами кайзера всего минуту назад вдохновенно, со всем этельским красноречием произносил свою речь шах Мекмед-Яфар.
Поднялся вой, визг, писк, крик, в которых потонули совсем не аристократические, но выразительные обороты речи. Где-то загремели подносы, зазвенел бьющийся хрусталь фужеров и бокалов. Кто-то кого-то опрокидывал в попытках пробиться к дверям. Что происходило с первыми лицами и виновниками торжества — мало кто из гостей видел, а если даже и видел, то больше интересовался собственной участью в начинающейся давке.
Месмер, не теряя времени, пытался уползти и даже не без успеха проделал несколько футов, перед тем как его потащило по блестящему мраморному полу обратно. Месмер испуганно взвыл, скребя по плитам ногтями.
Райнхард перевернул его ногой, наклонился, чтобы поднять, но тут от дверей сквозь толпящихся гостей и слуг наконец-то пробился почетный караул гвардейцев семнадцатого Зейденского полка, сопровождавших первых лиц высокой встречи. С алебардами. Хоть и церемониальными, но увесистыми, внушительными и с копьями.
На миг караульные гвардейцы замерли, оценивая ситуацию, пересеклись взглядами с глазами сигийца, демонически блестящими отражавшимися огнями богатой иллюминации. Райнхард молча помотал головой и указал пальцем на Месмера — щуплого, невысокого растрепанного, раскрасневшегося мужчину лет сорока с интеллигентным, но насмерть перепуганным лицом и одуревшими глазами. Караульные глянули на лежащего на полу, глянули вновь на сигийца, направляя в него копья алебард.
Райнхард дернул щекой со шрамом.
IV
Из неопубликованных мемуаров графа К.:
'…Паника уже началась и только нарастала. Вокруг стоял шум и возбужденный гомон. Гости пришли в движение. Кто-то тянулся к лежащему на полу барону Гранди. Кто-то ничего не понимал и просто вертел головой по сторонам в попытках определить, где обозначенный виновник бурно развивающихся событий. Кричала некая известная фрау, чье имя я не смею указать в этих строках. Кричала очень тонко, противно, громко и монотонно. Из-за этого перекрывающего все крика почти никто и не услышал приглушенный хлопок, а запах пороха утонул и затерялся в стойком амбре дорогостоящих духов и пудры,
