Начинался рассвет, когда Вульф и его люди вместе с гаутами добивали последних сражающихся херулийцев. Небо светлело, а восточный горизонт зажегся алым, словно отражая залитое кровью поле битвы. Стая воронов кружилась над трупами в предвкушении обильного завтрака. Некоторые особенно наглые и дерзкие отваживались опускаться на валяющиеся повсюду трупы, не обращая внимания на дерущихся неподалеку людей, чтобы первыми успеть выклевать глаза.
Вскоре Вульф начал постепенно приходить в себя. Этому способствовала утренняя прохлада, которая приятно освежала разгоряченное битвой тело. Его люди и гауты окружили последних херулийцев. Это были четыре женщины с секирами и пиками в руках, один раненный мужчина с топором и двое пацанов, сжимавших окровавленные кинжалы. Они встали бок о бок рядом друг с другом, затравленно озираясь по сторонам. Их изнуренные битвой лица скривились в гримасе ненависти и презрения, когда они смотрели на вставших со всех сторон врагов.
Вульф сделал шаг вперед и обратился к ним, тяжело дыша:
— Сдавайтесь! Возможно, мы пощадим ваши жизни!
Херулийцы молчали, не двигаясь с места. Ответ горел в их глазах.
— Сдавайтесь! — повторил Вульф, — Иначе мы все равно убьем вас, а затем мы перережем всех ваших детей и прочих жителей этого гарта! Пожалейте своих детей!
Одна из женщин с огромным сочащимся кровью порезом на лице оскалила сломанные зубы в усмешке и сказала:
— Наших детей и всех, кто не мог драться, мы давно уже убили сами. Здесь больше никого нет, кроме нас… Мы тоже умрем, но… но сначала мы прикончим нескольких…
В этот момент один из гаутов набросил на сбившихся в кучу херулийцев сеть, а другой бросил на них одеяла. Херулийцы принялись отчаянно выпутываться, но гауты навалились на них и после небольшой потасовки обезоружили и связали.
Вульф стоял и смотрел на плененных врагов, чувствуя, что силы покидают его с каждым вздохом. Ярость берсеркера исчезала, а ее место занимала усталость. Рука едва удерживала меч, колени дрожали под весом тела и доспехов, а в голове гудело. Глаза отяжелели и закрывались против его воли. Тут ему показалось, что кто-то с силой дернул его, и он закачался. В спине он почувствовал легкое покалывание. Звонкий голос Сигрун привлек к себе его расслабленное внимание.
— Вот это торчало у тебя в спине! — произнесла он, держа в руках небольшой кинжал, с которого капала кровь.
Вульф хотел было сказать что-то по этому поводу, но на это не хватило сил. Тьма окутала его мозг мягким покрывалом спокойствия и забвения.
Когда Вульф приоткрыл глаза, яркий солнечный луч, проникавший в комнату сквозь щели в ставнях, заставил его зажмуриться. Он попытался приподняться, но приступ острой боли сковал его мышцы и вынудил вновь опуститься на бок. Рана на спине возле правой лопатки пульсировала болью, отчего создавалось впечатление, будто кто-то колит его иглой в спину.
Вульф не знал, сколько времени прошло с тех пор, как сознание покинуло его, но он чувствовал себя совершенно разбитым. Мышцы рук и ног болели от перенесенного чудовищного, нечеловеческого напряжения, горло побаливало всякий раз, как он сглатывал слюну, а головокружение не отпускало его. Окружающий мир двоился в глазах и раскачивался из стороны в сторону, вызывая приступы тошноты.
— Наконец-то! — услышал Вульф резкий пронзительный голос, который, казалось, зазвучал откуда-то издалека. Он с трудом повернул голову и увидел Сигрун, сидящую на табурете возле его кровати. Ее узкое худое лицо нависло над ним, словно морда стервятника, собирающегося насладиться плотью добычи. — Долго же ты отлеживался!
Вульф огляделся по сторонам, пытаясь сфокусировать зрение и остановить непрерывное движение всего, что его окружало. Когда это ему частично удалось, он разжал слипшиеся губы и произнес:
— Где мы?
— Бедняга, он уже забыл, как выглядит его спальня! — прозвучал насмешливый голос Сигурда. Он стоял в стороне, облокотившись спиной о стену, и с приветливой улыбкой смотрел на раненного брата.
— Мы в Гаутланде? — недоверчиво спросил Вульф.
— Разумеется. Мы прибыли сегодня на рассвете, — сказала Сигрун.
— Не может быть! — не поверил Вульф.
— Да, это так, — подтвердил Сигурд. Он подошел ближе и сел на краешек кровати. — В этот раз ты был в отключке довольно долго.
Вульф промолчал, думая о том, что последнее сражение буквально вывернуло его наизнанку. Вспоминая то, что творилось в гарте херулийцев, он осознал, что одержимость, которая обуяла его на поле битвы, была во много раз сильнее, чем во всех предыдущих сражениях. Сравнивая ощущения, он понял, что с каждым разом сила его бешенства росла, но вместе с нею росла и цена, которую надо было платить за победу. Если так будет продолжаться и дальше, то однажды он вообще не очнется. Но в то же время Вульф чувствовал — и сейчас, и тогда на поле битвы — что с каждым разом бешенство, охватывающее его, становиться все более управляемым. В отличие от прочих берсеркеров, он мог контролировать себя в какой-то мере, но контролировать инстинктивно. Ему казалось, что он становится куклой в чьих-то руках. Он делал все правильно и принимал правильные решения, даже не задумываясь об этом и не тратя времени на размышления. Чья-то умелая рука направляла его энергию, бьющую из него ключом, неизменно приводя к победе.
Вторя его мыслям, Сигурд сказал:
— Ты знаешь, братец, мне кажется, твой берсеркерганг не доведет тебя до добра. Он высасывает из тебя жизнь, словно паук из мухи.
— Наплевать! Главное — это победа! — хмуро ответил Вульф, — До последней битвы я доживу, а дальше…
Сигурд покачал головой, обеспокоено разглядывая впалые щеки и мутные глаза своего брата. Его обычно бледное лицо казалось серым и каким-то неживым, будто лицо выползшего из кургана драугра.[*]
— Песни о тебе будут слагать еще многие столетия спусти, — мечтательно произнесла Сигрун.
Сигурд улыбнулся и вышел из комнаты, а Вульф прикрыл глаза, позволяя водовороту огней унести его в необозримые просторы забвения.
* * *
На следующий день Вульф уже смог встать. Хотя рана в спине еще беспокоила его, он все же мог ходить по гарту и говорить с местными жителями, позволяя себе расслабиться и ни о чем не думать. Гарт был переполнен людьми, которые съехались сюда со всех краев Гаутланда на зов Сиггейрера. Когда Вульф встретился с князем, тот сказал, что сможет повести с собой не более семи тысяч восьмисот человек, поскольку было необходимо оставить, по меньшей мере, тысячу воинов для защиты жителей гарта. Вульф решил не спорить и согласился с этим. Лишние почти восемь тысяч человек были солидным пополнением к его армии. Сиггейр предложил отправляться в Уппланд через три дня, когда, по его мнению, Вульф полностью придет в себя после сражения. Но Вульф категорически возразил и сказал, что надо выезжать завтра на рассвете, так как время не терпит. А восстановить силы он успеет и в дороге.
