— Как это случилось? — посуровел Максим. — Кто-то из вас забыл приказ: ни при каких условиях не снимать на морозе рукавицы?
— Я не смог, — потупился Гоша, — в рукавице было неудобно. Думал, быстренько болт вставлю, и все… Примерз моментально.
— Ну что ж, — сухо произнес Максим Евгеньевич, — в таком случае ты отстраняешься от дальнейшего участия в экспедиции. Надеюсь, в части нам выделят опытного механика-водителя на замену, который не станет совать руки, куда не следует.
— Ну, па-а-апа!..
— Отставить!
— Вас понял. Прошу! — заскулил Гошка. — Рука скоро заживет, обещаю.
— Я буду помогать, если он не сможет, — вступился Алим.
— Как же ты можешь обещать за свою руку? Ладно… — сменил гнев на милость Максим. — Но придется поменяться вахтами. Алим, ты поведешь первый, под утро я тебя сменю. А там и Гошина рука, надеюсь, выздоровеет.
Молодые люди на радостях ретировались, пока Максим не передумал.
— Спасибо, что выбралась к нам, племяшка, — Бен неловко обнял Лидию. — Ну… Труба, как говорится, зовет. За нас не беспокойся, гидролог говорит, добрый лед в этом году, как по заказу.
— Хвали меч после битвы, а лед — если выдержит, — Максим суеверно сплюнул через плечо.
— Ты не передумал?
— Нет. Я должен быть со своими братьями, им сейчас нелегко. И я просто хочу домой. Пусть край наш трудный, холодный… Но если кто при мне посмеет назвать нашу землю убогой, я тому…
— Раскрошишь? — усмехнулась Лида.
— Надо будет, раскрошу!
Лида решила не рассказывать сегодня печальную историю Назара. В долгий и опасный путь лучше отправлять не обремененными горькими мыслями. В свертке оказался дивный уйгурский нож, увитый причудливой вязью.
— Классная вещица! — Бен уважительно взвесил пчак в руке. — Будет случай, спасибо ему передай. Ну, пока.
Заревел двигатель, дернулся балок, отрывая от снега примерзшие полозья, и последний тягач покинул пределы Енисейска.
Лидия осталась одна на речном берегу. Она немного постояла, провожая долгим взглядом огни уходящих машин. На душе было муторно. Бен уехал и не вернется. И это правильно. Надежда, что все будет хорошо, боролась с нахлынувшим ощущением собственного одиночества. Нельзя предаваться унынию… «Кто не верил в дурные пророчества…» — еле слышно прошептала она.
Лиде предстояло выйти на шоссе и пешком добраться до центра города. От быстрой ходьбы она согрелась и повторяла на ходу — уже одними губами:
«Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть…»
*****
Как только караван пришел в движение, и Бен, и Максим почувствовали, как ослаб стягивающий грудь тугой узел из переплетения страхов, сомнений и сожалений. К этой экспедиции подход был особый. Максим Евгеньевич сразу же отверг предложения готовиться к походу по стандартам северного завоза. В качестве эталона был принят опыт советских антарктических санно-гусеничных поездов по маршруту Мирный-Восток-Мирный. Расчет был прост: пусть с тех времен минуло почти столетие, но то, что неоднократно оправдало себя при семидесятиградусных морозах, низовых метелях, на бескрайних торосистых полях, при полном отсутствии воздушной поддержки, должно сработать и на этот раз. К подготовке были привлечены наиболее способные курсанты учебного центра, и студентке-первокурснице Лидии Метёлкиной оставалось лишь завидовать старшим товарищам. Изучались документы, чертежи, составлялись сметы и списки снабжения. Сколько брать запчастей, продуктов, какие добавки включить в состав горючего, чем должны быть оборудованы вагончики-балки, представители каких специальностей должны войти в состав экспедиции… Ах, да… чуть не забыли — последний тягач автопоезда обязательно должен быть с балком на случай аварийной остановки.
Вот в этом-то последнем балке и ехали Бен, Максим и забравшийся на верхнюю полку Гоша. Погасли огни Енисейска, и за окнами воцарилась непроглядная тьма. Вскоре приемник перестал ловить сигнал Енисейской радиостанции, в эфире остался только белый шум. Но печалиться было не о чем — вскоре с верхней полки зазвучали куплеты новой старой песни:
«Нас время учило, живи по привальному, дверь отворя.
Товарищ мужчина, как все же заманчива должность твоя…»
Спать никому не хотелось, а вот дорожная беседа (которая так не похожа ни на какую другую беседу, пусть, даже наилучших товарищей) продолжалось уже не один час.
— Вы хотите, чтобы Метрополия стала частью Сибирской Республики? — рассуждал Бен. — Но это фантазия какая-то! Мы не люди, а государство-то — организованное сообщество людей!
— Ну, это ты отстал от жизни, — спокойно возразил Максим Евгеньевич. — В некоторых развитых странах шимпанзе уже давно имеют гражданские права.
— Во дела… А у вас… у нас?
— Слава Богу, в Сибири обезьяны не водятся, а то бы и не знали, как поступить, чтобы не осрамиться перед международным сообществом. Немногочисленные особи, содержащиеся до этого в зоопарках, получили гражданство европейских стран и эмигрировали, — усмехнулся Максим. — Конечно, определенный резон в твоих сомнениях есть, но… Но согласись, иначе просто не может быть.
— Признать Homo Arcticus гражданами государства людей только потому, что они живут на подконтрольной ему территории, это все равно, что признать государственным имуществом согревающий землю свет или Полярное Сияние.
— Но без этого мы сосуществовать не сможем. Да и вообще — в чем проблема? У среднестатистического жителя Метрополии нет головы? Бывает. Мне попадались представители нашего политического руководства и, страшно сказать, военного командования, к которым бы прекрасно подошел эпитет «безголовые». Вы признаете себя частью страны, мы даем вам жизнь. Жизнь не в смысле отрицания Смерти, ибо любое так называемое «спасение жизни» суть лишь отсрочка неизбежного. Мы в состоянии предложить вам Настоящую Жизнь. Настоящую работу, возможность ходить по земле без страха быть замеченными, смотреть новости, быть в курсе достижений науки. Пусть наша страна пока не самая ухоженная, не самая красивая и богатая, не самая гуманная, теплая…
— Это точно, — пробормотал с верхней полки Гошка, которому мешала уснуть обмороженная рука, и который, как выяснилось, не спал, а все внимательно слушал, — не самая теплая, ласковая.
— Зато наша собственная страна.
— Пап, — поинтересовался Гоша, — я вот чего не пойму… Ну, завезем мы в этот раз топливо и пропитание, а дальше? Ведь невозможно каждый год…
— Скорее всего, следующей осенью поставки пойдут по старой схеме через Енисейский залив, но под финансовые гарантии правительства.
— А через год? Как будет?
Повисло долгое молчание.
— Ну! — не выдержал Бен.
— Я в который раз убеждаюсь, что в этой стране в принципе невозможно сохранить государственную тайну. Как-то будет. Я не Господь Бог, чтобы все знать.
— Конечно невозможно, — подтвердил Бен, — выкладывай!
— Лучшие умы уже над этим работают, — со вздохом раскололся Максим Евгеньевич. — Мы надеемся за два года построить канал наперерез Ермаковской излучине, обойдя, таким образом, непроходимый перекат.
Бен слушал, в который раз поражаясь инициативности и тороватости южан.
— В конце концов, вода сама выбирает себе путь. Возьмем какую-нибудь из новообразовавшихся проток, углубим, расширим.
Бену припомнился несчастный севший на грунт «Иван Тургенев». А вдруг? Хотя… бывший красавец столько лет простоял в протоке и годится теперь разве что на лом. Бену стало горько.
— Вы еще бабушку с берданкой поставьте, — попытался пошутить он.
— Всенепременно! — не заметил иронии Максим. — Оборудуем укрепленный шлюз, чтобы наши суда ходили беспрепятственно, враги не прорвались бы никогда, а остальные платили бы пошлину.
При последних словах Максима Бен недовольно повертел плечами. Этот жест заменял ему неодобрительное покачивание головой.
— Смотрю я на вас и не понимаю… Что ж вы, южане, за люди за такие? Косные, подозрительные, не могущие определиться, кого же вы больше боитесь, Европу или Китай? Вы что, правда, верите, что оружие — единственная гарантия выживания в нашем мире? Я чувствую во всех вас постоянный страх. Что же произошло? Сколько себя помню, люди Севера никогда не жили в страхе, ничего не боялись.
