кто я, — в её голосе послышалась откровенная угроза, — я потомственная ведьма и всегда получаю то, что хочу. Ты теперь мой, Вард, и эта призрачная баба тебя не получит. А если вздумаешь артачиться, то от твоего ангелочка даже мокрого места не останется.
В этот момент воздух рядом со столом, на котором стояла колдовская чаша, заколебался, и там материализовалась фигура Мартина. Вот только на этот раз выглядел юноша далеко не так безобидно, как обычно, его глаза горели яростью, а лицо исказилось от негодования.
— Никто не смеет угрожать моему отцу, — прорычал Мартин, — и уж точно не какая-то пошлая ведьма.
Должно быть, будущий Творец утратил самоконтроль всего лишь на мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы его природные разрушительные силы вырвались на волю. Упругая волна подхватила чашу с водой и швырнула её в Нарьяну. К счастью, ведьма успела пригнуться, и метательный снаряд угодил в стенку. Осколки стекла с жалобным звоном брызнули во все стороны, причём большая их часть полетела непосредственно в сторону незадачливого волшебника. Мартин так растерялся от собственного неуправляемого порыва, что даже не сделал попытки увернуться.
В самый последний момент, когда казалось, что встреча с острым стеклом была уже неизбежна, сильные руки отца подхватили мальчика и выдернули его из зоны поражения, словно морковку из грядки. Воспользовавшись паузой, Нарьяна бросилась бежать. Могущество этого исчадия тьмы нагнало на несчастную ведьму такого страху, что бедняга даже позабыла про свой амулет. Вард с Мартином посмотрели вслед сверкающим пяткам удирающей ведьмы и расхохотались. Впрочем, веселились они недолго, вскоре лицо Варда помрачнело.
— Эта мерзавка заставила меня забыть моего ангела, — сквозь зубы процедил он, — и что-то мне подсказывает, что Нарьяна не из тех, кто так просто сдаётся. Как бы и вправду ни начала мстить той женщине, когда очухается от встречи с моим защитником, — он хлопнул Мартина по плечу. — Здорово же ты её пуганул, молодец.
— Ну так давай найдём твоего ангелочка, — тут же предложил услужливый сынок. — Что ты вообще о ней знаешь?
— Она — моё единственное воспоминание из прошлой жизни, — вздохнул Вард. — Представляешь, я даже себя забыл, а её помню. Разве это не знак того, что эта женщина — ключ ко всему?
— Значит, нужно вернуть твою память, — безапелляционно заявил Мартин. — Кстати, Магистры это умеют, они же бессмертным возвращают воспоминания о прошлых жизнях. Ты точно ничего не помнишь об этих техниках?
Некоторое время Вард молчал, его задумчивый взгляд лениво блуждал по логову ведьмы, как бы пытаясь отыскать нужную информацию среди склянок со снадобьями и пучков засушенных растений. Внезапно в его глазах вспыхнула азартная искорка, и Мартин даже подумал, что к отцу вернулись воспоминания о технике восстановления памяти. Что ж, он был не так уж неправ, причиной возбуждения Варда действительно были воспоминания, только вовсе не о техниках.
— «Тот, над кем не властно время», — радостно процитировал он предсказание Нарьяны. — Похоже, ведьма говорила именно о Магистре, они ведь умеют возвращать себе молодость, не так ли.
— Это тебе Нарьяна напророчила? — скепсис в голосе будущего Творца откровенно свидетельствовал о его нелестном отношении ко всякого рода прорицателям. — Так настоящие Творцы тоже в лёгкую управляют своим возрастом. Думаю, Атан-кей даст сто очков вперёд любому Магистру.
— Ты это сделаешь для меня, Марти? — глаза Варда засияли как два огонька. — Попросишь своего учителя мне помочь? Я должен защитить моего ангела.
В каком-то смысле Семён правильно проинтерпретировал сцену уставившегося в пустые небеса ангела, как сцену прощания. В тот момент Кира действительно прощалась, однако не со своим ангельским домом, а с этим неласковым миром, в котором ей больше нечего было делать. Нет, никакого отчаяния она не испытывала, напротив, счастье близких людей сделало немного счастливее и её саму. Но так уж случилось, что Кира оказалась лишней на этом празднике жизни, её любимые отлично устроились тут и без неё. Ни Семёну, ни Тиночке, ни даже Мартину она больше не была нужна, все трое нашли своё счастье и совершенно не страдали без её общества. Наверное, впервые в жизни Кира почувствовала себя совершенно свободной, она не была связана никакими обязательствами и могла делать, что пожелает. Даже обидно, что ей уже ничего не хотелось, разве что покоя, причём желательно вечного.
Кира вернулась к дому Кейтиля и ещё из предбанника лаборатории услышала звон стаканов и пьяные голоса исповедника и его очередного клиента. Похоже, с появлением Джарета кабинет психоаналитика начал возвращать свою былую популярность среди алатской публики.
— Это какое-то дежавю, — возмутилась путешественница, зажимая нос от едкого запаха сивухи.
— О женщины, вам имя вероломство, — донесся из приоткрытой двери трагичный голос хозяина заведения, — правда, в нашем случае вероломство следует заменить на чёрную неблагодарность. Ты приютил её дочь, заботился о девочке как родной отец, а эта вертихвостка явилась на всё готовенькое, когда наша Кристинка уже стала взрослой, и вместо благодарности, начала сыпать обвинениями. А что ты должен был сделать? Выгнать ребёнка на улицу?
— Вообще-то, Кира не по своей воле бросила дочь, — вступился за обвиняемую Рис, который со всей очевидностью и был нынешним клиентом исповедальни.
— Ну конечно, как я могла подумать, что он оставит меня в покое? — Кира мысленно чертыхнулась и на цыпочках направилась к выходу, поскольку ещё раз встречаться с Рисом ей совершенно не хотелось.
— Всё равно, — Кейтиля ничуть не убедили аргументы защиты, — она должна быть тебе благодарна за дочку. С Тиночкой ведь всё в порядке? — видимо, смущённый вид клиента насторожил закусившего удила обличителя женского вероломства. — Рис, что ты от меня скрываешь? — в голосе исповедника послышались тревожные нотки.
— Кристинка ждёт ребёнка, — покаялся клиент, — от меня, — добавил он после небольшой паузы. — Но я ведь думал, что Кира погибла, — Рис жалобно вздохнул, и из исповедальни раздалось смачное бульканье, видимо, кающемуся грешнику срочно потребовалась новая доза анестетика.
Собственно, слушать и дальше пьяные излияния бывшего мужа Кире не было никакой нужды, она и так знала всё, что тот скажет. Женщина решительно взялась за ручку входной двери, но тут в её голову пришла новая мысль, которая заставила её вернуться.
— Ну ты, брат, даёшь, — услышала она огорошенный голос Кейтиля, — она же твоя дочь. Так Кирюша из-за этого на тебя окрысилась?
— Нет, Кит, опять ты попал пальцем в небо, — а вот в голосе Риса на этот раз прозвучала такая обречённость, что невольной свидетельнице покаяния даже стало его жалко, — у неё есть другая и гораздо более весомая причина меня ненавидеть.
— Я вовсе не
