а мы тут сами за матушкой то и присмотрим.
Она голубушка итак намаялась пока родила, зато родила спокойно. А вы потом барин приходите, к вечеру. Ступайте барин, ступайте. Я услышал скрип за спиной, а потом сладкая истома обволокла меня, и я заснул обычным, сладким, простым человеческим сном.
Проснулся я оттого, что-что- то вкусное и мягкое появилось у меня во рту, и я понял, что хочу есть. Теплая жидкость разлилась по моему телу. Волшебная жидкость давала мне ощущение тепла и гармонии.
Каким- то вторым чувством я вдруг понял, что женщина на руках которой я заснул имела отношение к моему роду. Мне было удивительно хорошо и счастливо от всего, что я чувствовал, от ее слез, от прикосновений, от ласковых рук и от вкуса ее материнского молока.
– Ма…Ма…Маа… пытался сказать я.
– Барыня матушка, а он вас кличет ведь. – услышал я голос женщины.
Мама, да это была моя мама, значит я стал дитем? Как же так? Я стал дитем…
Ма …Ма…Гыы…Гыыы. – только и смог произнести я.
– Да, сыночек. Да, маленький. Ростиславушка –сыночек родненький.
А- а- а- а- а- а- а!!!! –это был крик души, который вырвался из моей груди
.
Прошло пять лет … Пять лет со дня моего пребывания в новом теле. Но мне все нравилось. Моя мама, которую, я очень любил, строгий отец, мои сестры и старший брат.
Я был самый младший из всех детей, пятый по счету. Моя мама была из старинного польского дворянского рода.
Имение наше было большим и нам принадлежало много земель, унаследованных от предков.
Когда я подрос, узнал, что все эти бабки да девки, ухаживающие за домом и смотрящие за хозяйством, были из наших крестьян. Усадьба наша находилась на большой равнине, вокруг которой были бескрайние поля. Кроме полей, на которых трудились крестьяне, у нас были еще и свои фермы, не одна мельница, небольшой конезавод и многое что другое.
Детство мое было счастливым и безмятежным. За мной присматривала няня Матрена.
Так мне стукнуло семь лет. Я давно забыл, а может просто не помнил ту, свою другую жизнь, из будущего. Мои наивные детские радости начали вытеснять все остальное. Жизнь текла в тихом и спокойном русле. Особенно мне нравились вечера, которые мы проводили в кругу семьи. Обычно, перед ужином, в гостиной, мы молились и садились всей семьей за большой стол в самом центре зала, во главе которого Матрена всегда ставила большущий самовар, а вокруг него вазы с пряниками, маленькие вазочки с вареньем и большущими кусками сахара.
Мы всегда ужинали всей семьей. Мой отец Василий Петрович, мама Полина Георгиевна, старший брат Никита и сестры Валентина, Мария и Александра. Холодными зимними вечерами, няня Матрена читала мне сказки. Отца своего я побаивался и уважал, а маму горячо любил. И тогда я стал понимать, что счастье – это расти в кругу своей семьи, быть любимым и обласканным ребенком. Когда моя мама обнимала меня, мое сердце замирало от счастья.
Так мне наступило семь лет. Мой день рождение шумно справили. И вот тогда- то все и началось.
Отец мне подарил настоящего пони, а мама настоящею сабельку и шлем, как у древних, былинных богатырей из няниных сказок. Я был на седьмом небе от счастья. Был август месяц. Родители накрыли во дворе усадьбы длинный стол, вокруг которого носились дворовые девки. Посреди стола стоял все тот же большой самовар. И огромный торт украшал стол. На день рождения были приглашены различные друзья и родственники, все обнимали и целовали меня, дарили всякие игрушки. Я запомнил брата моего отца, моего дядю, крупного человека, приехавшего откуда- то с юга. Мне представили его как дядю Петю. Он все трепал меня по щеке, да приговаривал.
– Какой хороший мальчуган. Племяш, а глаза у тебя взрослые, пре взрослые. Ну ка Василиса, подай мне коробку с подарком. – обратился он к своей жене, полной женщине с широкой улыбкой. В коробке лежал большой корабль, сделанный из дерева. Были еще какие- то дяди и тети. Я прыгал, играл с другими детьми и радостно щебетал. Потом Матрена сообщила о прибытии из города фотографа. Из подъехавшей к усадьбе брички вышел мужчина в черном сюртуке, с большим чемоданом из которого достал фотоаппарат на длинном треножнике. По распоряжению родителей были сделаны снимки всех гостей, сидящих за столом и еще отдельные.
– Господа! Господа! Наш приказчик получил от меня распоряжение доставить к дому две брички, и мы поедим к нашему летнему домику у Маковского леса. Я хочу, чтобы все сфотографировались на его фоне. Господа! Господа!
– Барин! Барин! Барин! Всех прошу в кареты!
Все смеясь и улыбаясь уселись в повозки и помчались к Маковскому лесу.
Отец и мама были очень рады, что собрали всех своих детей и многочисленную родню для того, чтобы запечатлеть всех на памятных снимках.
Уже потом, в своей другой жизни я понял, что на снимке маленький мальчик был не кто иной как я сам.
Вскоре мы вернулись обратно в усадьбу. Когда наши брички подкатили к усадьбе, приказчик Матвей и Матрена подбежали к отцу.
– Барин, а у нас гости. Они днем ранее в деревне были, а теперь к нам прибыли пешим ходом. – услышал я голос приказчика Матвея. – А с ними мужики да бабы какие- то пришли, сопровождают их, называют их провидцами и хиромантами.
– Кто такие? – выйдя из брички спросил отец.
– Народ говорит странники перехожие. Мы их за отдельный стол посадили, накормить их надобно барин.
– Хироманты говоришь? А сколько их?
– Трое барин. Но не монахи церковные точно, одежды не монашеские, хотя и похожи.
– Хорошо Матвей, распорядись накормить их да напоить.
– Слушаюсь барин.
– Погоди Матвей, да хорошо накормить.
Я услышал, как взрослые начали переговариваться между собой.
– Хироманты? Какие еще хироманты?
– Волхвы наверно. А может жулики какие.
– Таких не бывает.
– Господа! Господа! Позвольте! Позвольте! Пойдемте да посмотрим. – это был голос моего дяди.
Мы все взволнованно кинулись во двор усадьбы.
Но, увидев незнакомцев все вдруг замолчали.
За большим дубовым столом, стоящим у дверей флигеля, сидели три старца в длинных холщовых, серых одеждах, свисавших до земли, поверх которых были ещё надеты короткие, светлые бекеши на меху. Длинные всколоченные, их бороды, также свисали до пояса. В руках у них были посохи. Один из них, видно самый старый из всех, подошел к моему отцу и молвил.
– Барин?
– Да. – ответил отец.
Хиромант или волхв поклонился отцу в пояс и сказал.
– Батюшка, матушка.
– Да мил человек.
