И только отведав вина, после того как развели костер, Кулл наконец понял, что его насторожило. Уж больно пристально приглядывался ко всему ночной гость. И больше не к Ашаду и Зикху, не к тюкам с поклажей. С жадным вниманием, словно не веря в негаданную удачу, купец рассматривал его, Кулла. И когда варвар сообразил это, купец понравился ему еще меньше.
Впрочем, Ашад настроения проводника как будто не разделял. Потрескивал костер. Языки пламени, оранжевые и медно-красные, плясали, освещая руки и лица, и от этого ночь вокруг казалась еще темнее. Кулл прислушался. В разговоре об общих знакомых купцы ушли далеко и обсуждали сейчас не Сатрам, и даже не Эбер, а Гай-бару, до которой было сейчас «как до Камелии ползком».
— А знаешь ли ты, почтенный, Рашудию-ювелира? — спрашивал Ашад, разглядывая приезжего сощуренными глазами.
— А как же! — отзывался тот. — Кто же из нашего брата-купца не знает Рашудию-ювелира. Того, кто богат, как сам правитель Балгез, и щедр, как базарный меняла. Как-то раз один купец из Эбера помог ювелиру выгодно сбыть три больших алмаза…
Народ у костра оживился. Те, кто уже спали, проснулись и потянулись к огню, не сколько для того, чтобы согреться и глотнуть сладкого вина, которым без устали оделял всех без разбора щедрый Патмарк, сколько потому, что нюхом угадали притчу. А здешний народ лепешке с медом в голодный год предпочтет послушать что-нибудь новенькое, поучительное и желательно смешное.
— Так вот, — продолжал Патмарк, когда установилось молчание, — человек тот, купец, рассчитывал на щедрое вознаграждение, но ювелир сделал вид, что не понимает купца, и принялся ласково, но настойчиво выпроваживать его из своего дома. Купец же, сообразив, что его обманули, решил сам перехитрить ювелира и, чтобы сделать невозможным его отказ, повел речь так:
— Почтеннейший, я полюбил тебя, как родного отца, и хотел бы вечно помнить тебя, твое мастерство и твое гостеприимство. Дай мне на память один из своих перстней. Вот хотя бы тот, с изумрудом, — к общему удовольствию, искусный рассказчик указал на большой перстень на руке Ашада, — в далеком пути, глядя на него, я буду вспоминать тебя.
На что хитрый ювелир ответил:
— Смотри на палец, где нет моего кольца, и вспоминай меня на здоровье.
Дружный хохот раздался в остывающем воздухе и взметнул искры костра. Даже Кулл криво улыбнулся: притча о жадном купце и хитром ювелире показалась ему забавной, и он повторил ее про себя, чтобы при случае рассказать кое-кому в Эбере. Его подозрения стали мало-помалу затихать. Он уже не помнил, что недавно смотрел на купца из Сатрама как на разбойника, если не на кого похуже. И, широко улыбаясь, Кулл спросил, подражая Ашаду:
— Почтенный, а не знаешь ли ты некоего Керама?
Брови Патмарка взметнулись в изумлении:
— Кто из купцов, ведущих караваны по этой дороге, не знает про Керама? — ответил он словно бы нехотя. — Слышали о нем все. Некоторые даже видели. А кое-кто из тех, кто видел, даже живой ушел. Говорят, сам он — юноша не злой, но люди его — сущее отребье.
— Твоя правда, почтенный, — перебил Кулл, — действительно отребье, которое доброго слова не стоит. Но предводитель их и в самом деле неплох. Хотел бы я знать, так ли он ловок со своими ножами, как об этом говорят.
Патмарк вопросительно посмотрел, но не на Кулла, а на Зикха. И тот едва заметно кивнул головой, словно подтверждая какую-то догадку купца из Сатрама. Погруженный в свои мысли Кулл этого не заметил.
Они проснулись с рассветом. Сухая утренняя прохлада бодрила. Ветер тоже проснулся и звал в путь. У колодца возникла неизбежная толчея: поили лошадей и верблюдов, пили сами, наполняли водой бурдюки. Погонщики навьючивали животных, покрикивая на своем гортанном, малопонятном наречии. Впрочем, верблюды и лошади их понимали. Тех верблюдов, которые не хотели вставать, приходилось поднимать пинками. Колодец оказался вычерпан до самого дна. Кулл подумал, что пройдет немало времени, прежде чем он снова наполнится водой и сможет утолить жажду тех, кто идет за ними. Но сейчас его беспокоило другое.
Утром выяснилось, что Патмарк не прочь «сократить путь» и для этого желает присоединиться к каравану Ашада и Зикха. Разумеется, услуги Кулла будут оплачены, пусть доблестный воин не сомневается. Кулл и не сомневался. В Эбере он сумел бы получить с Патмарка все, что ему причиталось. Не больше, разумеется, но и не меньше. Но Кулл весьма сомневался, что они доберутся до Эбера. Будь у Патмарка верблюды, объяснение выглядело бы вполне правдоподобно. Но лошади, двигаясь по проторенной караванной тропе, вполне могли достичь Эбера вровень, а то и раньше верблюдов, идущих напрямик. Идя же в одном, общем караване, Патмарку поневоле пришлось бы придерживать своих скакунов, приноравливаясь к медлительности кораблей пустыни. И вдобавок Кулл не был уверен, что лошади Патмарка выдержат такой переход.
Но Патмарка это, казалось, не беспокоило, и Куллу не оставалось ничего иного, как примириться с присутствием подозрительного купца и удвоить бдительность. Палевого цвета клочковатый верблюд полностью разделяя мнение хозяина, подозрительно косясь в сторону лошадей, неспешно встал и, гордо выбрасывая свои лохматые ноги с широкими копытами, уверенно повернул на восход. Следом за ним потянулись другие верблюды с поклажей и всадниками, сзади пристроились лошади и, вытянувшись в цепочку, подобно гигантской пестрой змее, караван углубился в пески.
Эбер встретил караван суетливым гамом. Впрочем, ничего иного Кулл и не ожидал. Шумели торговые площади, ломились лавки купцов от изобилия товаров, навезенных туда со всего света. Ехал торговый люд из Турании в далекую Валузию, а кто побойчее, забирались и дальше, в Тулу. И уж оттуда, с новым грузом, отправлялись назад, домой. Везло, конечно, не всем. Тысячи следов искателей прибыли затерялись среди бескрайних пустынь и снежных перевалов. Кто будет искать их? На смену им придут новые. Быть может, более удачливые. И круг вновь, вот уже в который раз, замкнется. Вот снова идут вьючные животные по улочкам Эбера. Мрачные лемурийцы косо поглядывают на своих недавних данников, молча пристраиваясь к длинному торговому ряду. Атлант проталкивался среди бурлящей толпы к ближайшему постоялому двору. Верблюды ревели, теснимые со всех сторон людским морем. Лучшие верулийские товары везли перекупщики из Термелы.
На одной из маленьких улочек, круто уходящих вбок, Кулл с сожалением простился с Ашадом, получив оговоренную плату сполна. На другой без всякого сожаления расстался с Патмарком, хотя деньги тоже получил. Любезный купец из Сатрама на своем сумасбродстве потерял трех лошадей, но не выглядел из-за этого чрезмерно опечаленным, напротив, казалось, что Патмарк был чем-то чрезвычайно доволен, и это не нравилось Куллу. По мнению атланта, для всякого удовольствия должна была быть причина, но в положении Патмарка он никакой причины не видел.
