— Малышка? Как ты осмелился так обращаться к богине, червь! или ты хочешь, чтоб я пожалела о проявленной к тебе благосклонности? Хочешь разделить жалкую участь этого негодяя–стигийца?
По спине варвара пробежала дрожь. Теперь у него больше не оставалось сомнений в том, кто вился ему и чей голос он слышит.
— Так ты — настоящая богиня Небетет? — в растерянности пробормотал он. — Прости меня, госпожа, но разве я мог сразу об том догадаться? Однако что же случилось с моей Мюриэлой?
Мне не хотелось бы покинуть ее здесь — после всего, что произошло.
— Что ж, ты не разочаровал меня, киммериец! Твоя забота об той девушке смягчает мою душу. Однако ты можешь не беспокоиться о ней — до того времени, пока не будет готова новая статуя, я останусь в ее теле, а после должным образом позабочусь, чтобы жизнь и судьба Мюриэлы были устроены как можно лучше. Но ты, дерзкий варвар, ты, нечестивец, должен убраться отсюда — если не хочешь попасть на ужин королевским крокодилам! Уходи, и побыстрей!
За свою жизнь не столь уж долгую, но богатую приключениями жизнь, киммериец сталкивался со многими монстрами, чудовищами, колдунами и жуткими тварями, но никогда не испытывал перед ними страха. Теперь же он почувствовал в своем сердце трепет, почтение и благоговейную дрожь. Все–таки с воистину божественным существом он встречался впервые…
— Если Мюриэле ничего не грозит, я готов покинуть эту страну, как ты повелеваешь, великая. Но скажи, как я это сделаю? У меня нет денег, моя госпожа, а после всего случившегося ни в Пунте, ни в Кешане не найдется ни одного человека, на помощь которого я мог бы рассчитывать.
— Отправляйся в Зембабве, варвар! У караванщика Нахора есть в столице Зембабве родственник, который тоже владеет караваном и сможет взять тебя охранником. Но если ты не исчезнешь отсюда через несколько мгновений, то я вспомню все лишенные почтения слова, с которыми ты дерзнул ко мне обращаться. Не принуждай меня к этому, киммериец! Прощай, и не беспокойся о своей подруге.
Конан отвесил богине низкий поклон и направился к выходу и храма. Но не успел он дойти до ворот, как услышал сзади какой–то шорох. Обернувшись, киммериец молниеносным движением выхватил из ножен меч.
Из–за мраморной колонны выползла та самая похожая на древнюю мумию старуха, с которой он уже однажды встречался — сгорбленная, высохшая и едва живая. С трудом верилось, что это жуткое создание было когда–то женщиной.
С трудом приподняв костлявую руку, старуха грозила варвару иссохшим кулачком. Скаля беззубый рот, она прошипела:
— Ты убил моего сына, грязный пес! Моего бедного сыночка! Да поразит тебя проказа, мерзкий шакал! Будь ты проклят! Пусть обратится против тебя гнев богини, чей храм ты осквернил! Пусть обрушится на тебя гнев демона Джаманкха — отца моего несчастного сына! Приди, о мой возлюбленный демон, и покарай нечестивца! Вырви ему глаза, забей ему в глотку его собственную печень! Вытяни из его утробы кишки и удави ими это гнусное порождение ишака и ехидны! Пусть проклятый варвар задохнется в своей блевотине и пожалеет, что появился на этот свет!…
Яростную тираду прервал неудержимый приступ кашля.
Старуха прижала к горлу руки, ее лицо исказила стираная судорога, глаза вылезли из орбит. Мгновение — и высохшее тело ничком упало на мозаичный пол.
Конан подошел к старухе и осторожно перевернул ее тело — она не дышала, не слышно было и биения сердца. Наверное, она была слишком стара, подумал киммериец, и убить ее могло любое потрясение. Конечно, смерть единственного сына оказалась страшным потрясением… ведь все–таки этот волосатый урод был ее любимым сыночком… Но что она говорила о его отце? положительно, встреча с папашей–демоном в планы Конана никак не вписывалась. Права богиня, решил он; пора убираться отсюда, и как можно скорее.
Киммериец закрыл мертвые невидящие глаза. Надо было спешить в лес, где он оставил дух лошадей, сои припасы и все свое достояние, что помещалось в паре седельных сумок.
Выходя из храма, он бросил последний взгляд на тело старухи, покачал головой и быстрым шагом стал спускаться вниз по склону холма.