— Так, Боксёр, приведи-ка господина старосту в чувство.
Чернов кивнул и, зачерпнув ковш воды из ведра, стоявшего у двери, окатил мужика. Тот дернулся и заворочался, приходя в себя.
— Ну что, человек божий, обшитый кожей, ответишь на пару вопросиков? — спросил я, усаживаясь на табурет напротив старосты.
— Кхе, тьфу… — невразумительно ответил он.
— Что-то неконструктивный диалог у нас получается… — констатировал я и спросил, — Может по рёбрам добавить? Для повышения коммуникабельности…
— Нет, что вы хотите… господин офицер? — судя по всему, мужик решил подстраховаться, приняв во внимание, то, что мы были одеты в немецкую форму.
— А может мы не господа вовсе, а наоборот — самые, что ни на есть, товарищи?
— А мне поровну, что господа, что товарищи. Всё одно — власть, — похоже, что мои «шибко вумные» слова произвели на мужика впечатление.
— А расскажи нам, о чём вы с майором тут сговаривались, а?
— Дак это… он за снабжение войск отвечает… Приехал насчёт заготовки мяса там, ещё чего…
— И много у вас мяса?
— Дак стадо же у нас здеся совхозное. Тут на хуторе и в Головках, почитай больше ста голов.
— Вот как? — я изобразил на лице заинтересованность. — И о чём сговорились?
— Ну, он собрался машину свою за теринаром послать, ихним, немецким.
— А бабы чего пришли?
— Какие бабы? — не понял он.
— Там, на дворе. Молодка и ещё одна — постарше. Тебя требуют. Если ты, конечно, староста?
— От дуры! Я же их на ферму послал, приготовить всё… — и он в сердцах сплюнул на пол.
Внезапно он поднял на меня глаза и спросил:
— Так вы, господин-товарищ, откуда будете?
— Ты действительно хочешь это знать? — с некоторой угрозой в голосе спросил я. — А такую пословицу: «Меньше знаешь — крепче спишь», знаешь?
Староста кивнул. Внезапно мне расхотелось ломать комедию, изображая из себя не пойми кого:
— Эй, дядя, ты до войны кем был-то?
— Скотником здесь, на ферме работал.
— А чего это тебя немцы старостой назначили?
— Так из раскулаченных я, гражданин начальник, — определил для себя мой статус староста.
— А что это ты меня так величаешь?
— А то я человека из органов не видал? Так что говорите, гражданин начальник, что вам от меня надо… — с какой-то усталой обречённостью сказал мужик.
— Мне? От тебя? — на несколько мгновений я задумался, но затем решение пришло, — Тебя, как звать-величать, староста?
— Семён Акимович.
— Вот что Семён Акимович, у тебя родственники или знакомцы хорошие в округе имеются?
— Да.
— А у баб твоих?
— А как же…
— Тогда слушай приказ. За сегодня и завтра отгони весь скот, какой сможешь по дворам к своякам и знакомцам. А что сразу раздать не получится — в лесу спрячь.
От услышанного Акимыч даже рот открыл. Потом, сглотнув, спросил:
— Это как же, гражданин начальник? Раздать-то?
— А вот так! Тебе немец этот что сказал? — я кивнул в сторону сидевшего на полу интенданта. — Что вы должны содержать скот в порядке и выполнять план по сдаче мяса и молока военной администрации? — вспомнил я прочитанные в своё время книги.
— Да, так и сказал… — удивлённо подтвердил мою догадку староста.
— А людям раздавать запретил, так?
— Точно так.
— Значит, вы скот должны кормить сами, лечить, а мясо сдавать… Ну и какой вам в этом смысл? Траты одни. А к зиме, когда жрать нечего станет, что делать будете? Подумай об этом, Акимыч. Ты человек, я гляжу, поживший, что к чему сам сообразить можешь…
— А если спросят где скот? Что тогда делать-то мне? — похоже, предложенная мной идея старосте понравилась, и он начал продумывать способы её реализации.
— Так бумаги и потеряться могут… Где они хранятся?
— Дак в правлении совхоза, в Старом.
— На вашем месте я бы так не переживал по этому поводу. Всегда можете сказать, что большевики скот увели.
— А когда наши вернутся, ведь спросят, где стадо совхозное?
Мне стало даже радостно, оттого, что этот, по нынешним временам, «враг советской власти» сказал «когда наши вернутся», а не «если Советы вернутся». Я даже подмигнул ему:
— Ну, поговорку «Война всё спишет!» ты, Семён Акимович, слышал, наверное. Но чтобы у тебя совесть спокойна была, мы тебе расписку напишем.
И я достал из нагрудного кармана сложенный чистый бланк Заславльского райотдела милиции, один из нескольких, что я таскал с собой на всякий случай. Цапнув со стола авторучку майора, вполне себе приличный, кстати, агрегат — «Монблан» с золотым пером, я собрался, было написать расписку, но остановился.
— Семён Акимович, а фамилия ваша какая?
— Соломин моя фамилия.
— Спасибо, — ответил я и быстро написал несколько строк, после чего протянул листок старосте. Тот прочитал и, хитро прищурившись, спросил:
— А почему тут написано «сорок пять голов», — он покосился на расписку, — товарищ сержант милиции Дымов?
— А так правдивее… — честно ответил я, — Кто же поверит, что мы стадо в сто голов по немецким тылам гнали?
— Ага… А с немцем вы, что делать будете, граж… товарищ сержант?
— Не переживай, Акимыч, тут не оставим и за овином не бросим. Но и ты, уж сам понимаешь, ничего не видел, ничего не слышал. В смысле: «Да, был. Да, стадо осмотрел. Да, все пять бурёнок. Потом уехал. А куда и зачем — это мне, сирому не ведомо…» Смекаешь?
— Как не смекать… — и Акимыч криво усмехнулся, — Себя под молотки подводить не будем, и бабам всё объясню…
— Кстати, о бабах, — вспомнил я, — они там тебя во дворе дожидаются. Так что, давай, выйди к народу, расчисти нам пространство.
Он поднялся и направился к двери, а я, сделав Трошину знак следовать за ним, занялся бумагами майора. Секунд через двадцать я понял, что моего знания немецкого тут не хватит, и просто засунул их в пижонистый кожаный портфель, стоявший на лавке.
— Так, сержант, — обратился я к Чернову, — унтера дотащишь до машины? Или в чувство приведём — пусть своими ножками топает?
Юрий окинул взглядом бездыханную тушку переводчика и сделал жест, что, мол, не беспокойся командир, донесу.
Через открытую дверь со двора доносились голоса старосты и женщин, но слова я не разбирал, да и Бухгалтер, если что, подал бы сигнал. Через минуту или около того староста и Трошин вернулись в комнату.
— Сделали всё в лучшем виде, — весело доложил староста, а Трошин за его спиной в подтверждение кивнул. — Вопрос у меня к вам есть, товарищ сержант милиции… — и он несколько замялся.
— Спрашивайте, товарищ Соломин, не стесняйтесь, — подбодрил я Акимыча.
