Дольше всех держался кормчий. Вид его был ужасен: из левого бедра торчал обломок стрелы, косая рана рассекала лоб, и кровь заливала глаза. Однако Дьониджи продолжал драться. Но вот клинок его скрестился с мечом великана, и тот одним могучим ударом вышиб оружие из рук противника.
— Сдавайся — и уцелеешь! — крикнул победитель, которому пришлось по душе мужество моряка.
Аргосец понурился, но тут же молниеносным движением подхватил кушитское копье, которое валялось на палубе, и метнул его в пирата. Тот ловко уклонился, а кормчий рухнул на палубу — в горле несчастного торчал нож. Гигант резко обернулся. Лицо его исказила свирепая гримаса.
— Зачем ты его добила?! — обрушился белокожий на женщину, которая шла к нему, перешагивая через трупы. — Он славно дрался.
— И чуть не убил тебя, — спокойно отвечала предводительница пиратов.
— Я уже не младенец, Белит. И не нуждаюсь в женской опеке.
На смуглых щеках красавицы вспыхнул гневный румянец. Она закусила губу, но промолчала.
Кушиты сбрасывали за борт мертвые тела, переправляли на галеру раненых товарищей и награбленное добро. Из трюма выбирались испуганные невольники. Пираты притащили за волосы и кинули к ногам повелительницы рабынь, затем пригнали пинками упирающегося купца, который со страху нырнул в трюм.
Не удостоив взглядом распростертых на окровавленной палубе женщин и Эмерико, чье лицо стало серым от ужаса, Белит двинулась к невольникам и, внимательно оглядев каждого, отделила самых сильных.
— Остальных прикончить и за борт, — приказала она. Распоряжение Белит не было продиктовано бессмысленной жестокостью. Оно имело под собой разумное основание. «Тигрица» не могла нести лишний груз. Даже из захваченной добычи брали лишь самое ценное и ровно столько, сколько могла увезти галера. К тому же наиболее слабые из невольников, возможно, заболели в пути, и нельзя было допустить, чтобы зараза перекинулась на команду «Тигрицы». Приказание лишить пленников жизни, прежде чем выкинуть их за борт, пираты почитали знаком милости, ибо мертвого уже не страшат акульи клыки.
Тем не менее гигант нахмурился и, отозвав надменную красавицу, стал что-то втолковывать ей. Брови Белит сошлись к переносице. Она презрительно покачала головой, но затем сдалась.
— Этих можете взять себе, — бросила она кушитам, указав высокомерным движением подбородка на женщин.
Бритунка подползла к Белит, желая облобызать ступни новой госпожи, но та брезгливо отпихнула ее ногой.
— Вы, — обернулась повелительница к рабам, которых сочла непригодными для замены павших в схватке пиратов, — останетесь на этом судне. Пусть боги сами выносят приговор. Сумеете добраться до берега — ваше счастье. И не благодарите меня. Эту милость оказывает вам самый великий воин, которого носила земля, — Конан из Киммерии.
— Госпожа, госпожа, — заскулил Эмерико. — Не оставляй меня с ними! Я богатый купец из Мессантии. Ты получишь хороший выкуп.
— Не нравится — ступай в воду, — невозмутимо посоветовала Белит. — Акулы обрадуются.
Скоро на палубе «Дельфина» осталась только кучка невольников и еле живой от страха купец. Галера уплывала прочь.
Эй, брат, кончай браниться!
Проку ни капли в злости.
Чем так орать и злиться,
Лучше уж кинуть кости.
Случай судьбою правит.
Он судия надежный.
Все по местам расставит
Быстро и непреложно.
Шадизарская песня о Простаке и Любимце Бела
Конан, облокотясь на борт, задумчиво следил за тем, как увеличивается синее пространство, разделяющее корабли. Он вспоминал тот день, когда при схожих обстоятельствах впервые очутился на борту «Тигрицы».
Киммериец странствовал по свету с тех пор, как зеленым юнцом был пленен асирами и угнан в Гиперборею. Минуло почти десять весен, а он не забыл, как горек хлеб неволи, потому и вступился за рабов, хотя разделял презрение Белит, полагая, что свободы достоин лишь тот, кто бьется за нее.
Сам Конан сбежал из плена при первой же возможности, не убоявшись того, что сгинет среди снегов — босой, полуголый мальчишка. Тогда он чуть не стал добычей волков, зато обзавелся страшным оружием, отвоеванным у мертвеца. Так он вступил на путь удивительных приключений.
Беспокойная судьба привела возмужавшего варвара, в прошлом самого удачливого из грабителей достославного Города Воров — Шадизара, непобедимого воина, сражавшегося под стягами разных держав, и грозу Темных Сил, в Аргос. Здесь Конан, случайный свидетель кабацкой драки, стоившей жизни наглому гвардейцу, угодил в лапы правосудия. Ему ничего не оставалось, как прорубить себе мечом дорогу к свободе и спешно покинуть негостеприимный берег на борту небольшого купеческого судна.
На беду злосчастной посудины, пути ее пересеклись с политой кровью дорогой «Тигрицы». Все двадцать гребцов, трое рулевых и шкипер «Аргуза» расстались с жизнью. Уцелел лишь варвар, отвага которого покорила сердце Королевы Черного Побережья. Теперь Конан делил с ней судьбу и ложе.
Свирепые кушиты, составлявшие команду «Тигрицы», спокойно приняли выбор своей госпожи, однако временами киммерийцу казалось, что он ловит на себе насмешливые взгляды. Скорее всего, то была игра воображения, наветы уязвленной гордости. И все же варвара грызла одна навязчивая мысль: чернокожие склоняются перед ним потому, что он проводит ночи с их госпожой. Белит — Королева Черного Побережья. А кто же он сам? Кто угодно, но только не Король.
Когда назойливые, как болотный гнус, подозрения начали жалить Конана, мед, который он пил с уст возлюбленной, стал горчить. Варвар даже подумывал бросить все и вернуться к прежней жизни, когда ни одной самой! прекрасной женщине не удавалось связать его по рукам и ногам. И тут он в первый раз испробовал крепость сетей, которыми опутала его Белит.
Красавица не требовала обетов верности, не угрожала отомстить, если Конан оставит ее. Однако страсть Белит была такой щедрой и безоглядной, что одна мысль о разлуке казалась предательством. Киммериец не мог уйти и корил себя за это, понимая, что все больше запутывается в силках любви.
Вот и сейчас Конан разрывался между желанием увлечь Белит в палатку на носу галеры, чтобы предаться любви, и упрямым стремлением доказать свою независимость. Последнее перевесило. Конечно, любовные игры восстанавливали естественный порядок вещей: она — слабая женщина, он — ее господин и повелитель. И все-таки его власть была иллюзорна и недолговечна. С рассветом солнца она испарялась, как роса с травы. Покорная и томная возлюбленная исчезала, изгнанная гордой Королевой.
