Старый Бен побелел. Валентин столкнул опешившего возницу на землю и натянул вожжи, не позволяя кобыле понести. И пригнулся, потому что знал, что не должен закрывать Помпилио обзор.
Разбойников заставил действовать Бен, его попытка развернуть коляску. Испугавшись, что главный из адигенов, за смерть которого Линчик обещал пятьсот полновесных цехинов, вот-вот сбежит, они выскочили из укрытия и бросились в атаку. Они видели, как возница упал. Они видели, как пригнулся — наверняка в ужасе пригнулся — оставшийся на козлах мужчина. И решили, что дело сделано. Они не сомневались в успехе.
А потом они увидели, что офицер наводит на них длинноствольный револьвер…
Говорят, чтобы стать великим мастером, нужно точно следовать канонам. Раз и навсегда выбрать дорогу и твердо следовать по ней к совершенству. Не отвлекаться, а самое главное — не распыляться. Если ты создаешь скрипки, не берись за медные трубы. Если строишь цеппели, не трать время на паровозы. Если умеешь возводить мосты — забудь о небоскребах. Так говорят, и в этих словах есть мудрость. Это правило поможет стать великим мастером. Но не сделает легендой. Этого правила достаточно только тем, кто не ищет большего.
Великий мастер Бартеломео дер Га создавал исключительно длинноствольные бамбады. Нарезные и гладкоствольные, двустволки и знаменитые трехстволки, кавалерийские и охотничьи — все они были длинноствольными и высоко ценились среди бамбальеро. Великий мастер Бартеломео дер Га твердо шел по своей дороге, но однажды услышал историю молодого бамбадао, который убил своего брата во имя древнего закона. Однажды увидел молодого бамбадао, который переживал страшнейшую трагедию. Однажды почувствовал боль молодого бамбадао и спрятался от нее в своей мастерской. Великий мастер Бартеломео дер Га отложил все дела, потому что встреча с молодым бамбадао вдохновила его на создание оружия. Потому что великий мастер Бартеломео дер Га был адигеном и знал закон.
Месяц спустя он приехал на далекий остров, куда удалился в попытке убежать от себя молодой бамбадао, и протянул ему оружие. Первую и единственную ручную бамбаду, которую создал великий Бартеломео дер Га.
Он протянул Помпилио оружие и сказал: «Я все понимаю».
Он протянул Помпилио оружие и сказал: «Его зовут „Улыбчивый Ре“».
И еще сказал: «Это подарок».
Если вам когда-нибудь доводилось стрелять из настоящей бамбады, вы наверняка помните необыкновенное чувство, возникающее в тот самый миг, когда ладонь ложится на рукоять. Упоительное ощущение невозможности промаха, полной власти над оружием и целью. Если же вам повезло стрелять из бамбады, созданной великим мастером, то ощущение превращается в уверенность. Вы больше не чувствуете, вы знаете. Но если вы не обычный человек, а бамбадао, у вас нет ни чувств, ни ощущений, ни уверенности — вы просто попадаете в цель. Потому что во время боя вы — не человек. И не человек с бамбадой. И даже не бамбада.
Во время боя вы — Хоэкунс.
В барабане «Улыбчивого Ре» ждали своего часа шесть патронов. К коляске бросились десять разбойников, и ни одна из выпущенных Помпилио пуль не прошла мимо цели. Движения бамбадао были плавными, но точными — чуть левее, чуть правее, чуть вскинуть ствол, чуть опустить, сделать шаг, чтобы компенсировать дергающуюся под ногами коляску. Свои движения Помпилио не обдумывал, он видел только одно — цели, которые необходимо достичь, и достигал их. Он видел и слышал все вокруг, но отсекал неважное: дерганые движения перепуганного Бена, взбрыкивающую лошадь и хрипы умирающих врагов. В барабане «Улыбчивого Ре» ждали своего часа не простые патроны, но алхимические «косые молнии», снабженные разрывными пулями чудовищной мощи, способные оторвать руку и даже ногу, способные разнести на куски голову и разворотить грудную клетку. И они отрывали разбойникам руки и ноги, разносили на куски головы и выворачивали наизнанку грудные клетки. Они сеяли ужас, а потому последнего из первой шестерки бандита Помпилио застрелил в спину — разбойники пустились наутек.
Они надеялись спастись.
У них было четыре секунды.
Именно столько ушло на перезарядку «Улыбчивого». А потом бамбадао продолжил, и четыре секунды, как выяснилось, никому не помогли.
Грохот, грохот, грохот…
Падающие на землю тела. Самое последнее — в шаге от спасительных зарослей.
— Валентин!
— Уже, мессер! — Теодор ударил кобылу кнутом. — Бен! Сиди здесь, мы скоро вернемся!
Коляска помчалась к поместью дер Суан. Мрачный, как сама смерть, Помпилио добавил в каморы «Улыбчивого» патроны и принялся распаковывать «Трактирщицу». Нахлестывающий кобылу Валентин думал о том, что мундир хозяина придется чистить алхимическими растворами.
— Какого муля они заторопились?
— Быдло, — хмыкнул Ивар, предводитель менсалийцев. — Не сумели спрятаться и были обнаружены, на Заграте нет приличных воинов.
— Ты прав, — согласился Линчик. — Эти животные способны лишь ковыряться в земле.
И не стал добавлять, что животные с Менсалы способны лишь убивать. Как и любой нормальный галанит, Хайме считал людьми исключительно сородичей. Все остальные были «шва» — не галаниты, а значит — не люди.
Ивар продолжал невозмутимо таращиться на развернувшееся у особняка сражение, и Линчику пришлось напомнить наемнику об обязанностях:
— Не хочешь принять участие в драке?
Лбы менсалийцев перехватывали черные повязки, они всегда надевали их перед сражением, однако вступать в него вожак наемников не торопился.
— У них всё хорошо, — хладнокровно ответил Ивар.
И, как ни странно, был прав.
Бандиты сполна воспользовались эффектом неожиданности. Они перебили изрядную часть слуг, прорвались к дому и, видимо от радости, подожгли левое крыло. Остатки защитников забаррикадировались в правом, вокруг которого шла оживленная перестрелка.
— Минут через десять огонь перекинется на центральную часть дома, а потом…
— Плевать на поместье! Нам нужен Помпилио! Вдруг он увидел дым, и…
— Я слышал выстрелы. — Ивар тоже умел перебивать собеседников. — Полагаю, ваш Помпилио уже мертв. Хотя…
Менсалиец поднес к глазам бинокль и понял, что не ошибся: один из сидевших в укрытии разбойников получил пулю в спину. Ивар прикинул приблизительную траекторию, посмотрел на опушку леса и вздрогнул.
Роскошный особняк пылает. Плачет в небо черным дымом, прощаясь со всеми, кто его знал, со всеми, кто его любил и кому он служил. Роскошный особняк умирает.
Большинство стекол выбито, двери распахнуты, на мраморных ступенях переднего крыльца лежат три трупа. И на газоне — еще три. И еще тела на дорожках. А за спиной роскошного особняка горит конюшня, и какой-то мальчишка, наплевав на стрельбу и огонь, возится с воротами, пытаясь спасти обезумевших лошадей. Руки мальчишки обожжены, из глаз текут слезы, но он не уходит. Он плачет в голос, он кричит от боли, но продолжает возиться с замком. Он не видит набегающего сзади разбойника, не видит, что тот уже заносит над его головой топор, не видит… И не увидел.
