в молчаливом утешении, принеся долгожданное облегчение. Супруги царя разразились мучительным воплем. Вэньчжи поднял голову и встретился со мной взглядом через павильон. На его лице отразилась буря эмоций. Горе боролось с благодарностью, потрясение – с пониманием.
Он знал, что это не было случайностью, что я намеренно нанесла удар. Смерть принца Вэньшуана лежала на моей совести. Я сделала это для себя и для Вэньчжи. Принц Вэньшуан был настоящим демоном; он никогда не остановился бы, пока один из них не умер бы. Вэньшуан угрожал бы и мне, потому что его ненависть не знала границ. Так что я сняла с Вэньчжи бремя братоубийства.
Он не солгал мне в тот день, много лет назад, в пещере Сянлю: убивать стало легче.
Я стояла у малахитового павильона, окруженного лиловыми облаками. Каким пустым он теперь казался без толпы – лепестки смели, пятна крови отмыли с каменного пола. Мои волосы спадали на спину распущенным хвостом, тогда как всего несколько дней назад были убраны под корону из коралла и золота. Я преклонила колени перед алтарем, чтобы выйти замуж, – и с тех пор Стена Облаков похоронила одного монарха и возвела на трон другого. Вэньчжи действовал с безжалостной быстротой, возвышая тех, кто ему предан, и смещая тех, кому не доверял. Его мать, Благородная супруга, поднялась в ранг вдовствующей царицы – непоколебимое положение, выше нее стоял только ее сын. Капитан Мэнци, от которой я тогда сбежала, теперь стала генералом и возглавила армию. Я не присутствовала ни на похоронах, ни на коронации. Лучше всем забыть о моем существовании, ведь я принесла несчастье; невеста, залитая кровью.
Как они, должно быть, вздохнули с облегчением, что я не их царица. Наш фиктивный брак официально аннулировали в суде. Никто не стал задавать вопросы, ибо статус правителя отличался от положения наследника. Это принца можно было допросить, составить против него заговор, вытеснить – а вот царю следовало подчиняться.
Не было времени соблюдать обычный траур. До нас дошли новости, что войска Уганга продвигаются к Стене Облаков, собираясь вдоль границы. Какие странные повороты порой принимает жизнь: в прошлый раз небожители стали моим спасением, а теперь… несли нам гибель.
Слышал ли Уганг о недавней смене власти? Маловероятно, поскольку Вэньчжи запечатал дворец, чтобы новости не просочились. Или Уганг жаждал получить трофей, обещанный ему принцем Вэньшуаном? Ключ к бесконечной силе – непреодолимое искушение. Единственное, в чем можно было быть уверенным, так это в том, что царства балансировали на грани войны так же ненадежно, как катящаяся по ребру монета.
Почувствовав присутствие других бессмертных, я повернулась и увидела, что Ливей идет ко мне вместе с моими родителями. Мама и Шусяо прибыли незадолго до того, как армия Уганга приблизилась к Стене Облаков. Воссоединение принесло мне радость, но было бы спокойнее, оставайся родные вдали отсюда, ведь это место стало самым опасным в Царстве бессмертных.
– Вэньчжи изучил свиток Божественного зеркала. Он сотворит чары, когда я буду готова, – сказала я им без предисловий. – Поскольку Уганг так близко, мы должны спешить. – По коже пробежал холодок, но страх перед неизбежным ничего не даст – лучше к нему подготовиться.
Я вспомнила, как нахмурился Вэньчжи, когда осмотрел свиток, держа на свету тонкие бамбуковые полоски. Ему этот план нравился не больше, чем мне, но если и существовал другой вариант, то никто из нас до него не додумался.
– Ты должна быть осторожна, – напомнил мне Вэньчжи. – Пусть свиток и наделит тебя атрибутами матери, придется следить за своими действиями и словами. Тебе предстоит обмануть разум Уганга, а также его глаза и уши.
Моя мать откашлялась, ее пальцы впились в подол.
– Я могу это сделать, если ты скажешь мне как. Не рискуй собой, ему нужна я.
– Нет, мама, – мягко сказала я, – без магии перо Священного пламени не выдержать и не высвободить. Уганг станет использовать твою кровь для сбора семян лавра – бесконечно, поскольку вырастут новые. Даже если тогда все соседи объединятся против него, будет слишком поздно.
– А ты? Что, если ты потерпишь неудачу? – возразил отец. – Уганг не проявит к тебе жалости.
– Ну, хотя бы не получит семян. – Мой голос дрогнул, но я осадила страх, пока тот не поколебал решимость.
Мама накрыла мою руку своей.
– Мы можем уйти отсюда, вернуться в Царство смертных, в наш настоящий дом. Нет нужды оставаться здесь.
Я позволила себе помечтать, представила жизнь, где никто за мной не гоняется, не пытается поймать и угрожать. Когда на плечах не лежит ответственность за судьбу мира – бремя, а не честь. Если сбегу, стыдиться нечего, ведь чем я обязана Царству бессмертных?
Я отбросила эти опасные желания, соблазн передать такие важные дела в руки более благородных людей. И все же то были фантазии человека, не имеющего связей с миром. Уганг охотился на моих близких… и Царство бессмертных стало нашим домом.
Я не хотела идти на риск, а кто захотел бы? Мною двигали не высокомерие или гордость, а тот неопровержимый факт, что именно у меня лучшие шансы обмануть Уганга, поднести перо достаточно близко к лавру, уничтожить его. Если ничего не сделаю, то потеряю все и все, кого люблю, погибнут.
Так ли чувствовал себя мой отец в тот день, когда отправился на встречу с солнечными птицами? Я всегда верила, что величие течет по его венам, что он храбр и мудр, как и положено герою. Его хвалили за мужество, но наверняка он боялся: смерти, того, что никогда не вернется к своей семье. И все же никто другой не смог бы овладеть этим луком, никакой другой стрелок не сумел бы перебить солнечных птиц. Если бы он не рискнул, Царство смертных сгинуло бы вместе со мной и моей матерью.
Возможно, по сути героизм был красивой сказкой. А такие слова, как «честь» и «доблесть», – позолотой на суровой правде: что выбора нет.
– Я должна сделать это. – Я всмотрелась в лицо отца, надеясь на кивок, любой признак уверенности. Возможно, такую поддержку ищут все дети, независимо от возраста, ибо подобное драгоценное признание могут дать только родители.
Отец наморщил лоб, как это бывало, когда он глубоко задумывался. Я старалась запомнить его мимику и жесты, собирая эти нити и сплетая их в узор, который обретал форму, пока не стал больше, чем просто имя из книги, силуэт из моих снов. И как плохо, что у меня отняли этот шанс вскоре после того, когда мы наконец воссоединились.
– Дочь, – сказал отец, – я сделаю это. Свиток Божественного зеркала подействует и на меня.
Я покачала головой.
– Чтобы убедить Уганга, потребуется нечто большее, чем внешнее сходство. Ты знаешь маму как свою жену, смертную. Я знаю ее как богиню Луны. Уганга нелегко одурачить, но я могу его убедить. Разве не это важно в такие времена? Не ты ли сам отправлял солдат на задачи, для которых они лучше всего подготовлены?
– Уганг убьет тебя, – заплакала мать.
– Нет, если я первая убью его. – Я подняла голову. – Я не намерена умирать; собираюсь покончить с этим.
– Как ты скроешь от Уганга перо Священного пламени? – спросил Ливей.
Моя улыбка засияла, голос наполнился фальшивой уверенностью.
– Теми самыми чарами, которые позволяют мне его носить.
– Не получится, – категорически отрезал Ливей. – Я чувствую на тебе перо прямо сейчас.
Он был прав. Даже скованное чарами тепло волнами исходило от пера, бившегося о щит.
– Я буду держать его здесь. – Я легонько постучала себя по виску, как будто это пустяк.
– В своей жизненной силе? Точно так же, как царь Вэньмин хранил свои артефакты? – Тон Ливея был недоверчивым. – Один промах – и перо испепелит тебя.
– Промаха не будет. – Я стала прекрасной актрисой; мой взгляд не дрогнул, голос оставался спокоен. Ибо если бы я струсила или выказала малейшую тревогу, они удвоили бы свои усилия в попытках меня остановить. И я не знала, хватит ли у меня воли выдержать это.
Наконец он уступил.
– Я
