из чего-то тяжелого молотили, эти уроды удобные позиции в экскаваторе заняли и пытались нас из ручника достать. Но я их успел раньше накрыть. Фермер у нас, вообще, молоток, это он у вагончиков первых, самых опасных, стрелков выбил. Да и вы сзади не сплоховали, так этим говнюкам зарядили, что они голову поднять не могли. Хотя все равно странно, вроде и позиция у сволочей не самая плохая, и задумка, а работали как зеленые салабоны, у нас в армии так хреново даже первогодки не стреляют. Одно только могу сказать точно — не служили они в войсках настоящих, элементарных вещей не знают, — Евгений снял боевой шлем и вытер пот со лба, он был в полной сбруе и бронежилете. — Боец в кабине бульдозера живой оказался. Контузило его и плечо порезало, но в сознании. Остальных мы порвали, как Тузик грелку.
— Тогда пошли, что ли к пленному — «Твою дивизию! Что я говорю?» — Михаилу стало как-то не по себе от собственных слов, так буднично сейчас прозвучавших. Наверное, так высказывались красноармейцы уже двадцать четвертого июня сорок первого, побывав в нескольких боях и ставших бывалыми вояками. К плохому привыкаешь быстро.
Они обошли бульдозер и подошли к раненому. Чужак сидел, опершись спиной о мощные гусеницы строительной машины. Он был одет такой же бундесовский камуфляж, но без шлема, вместо него на голове модная военная кепи, копия немецкой времён вермахта. Длинные светлые волосы были завязаны позади в пучок. Сергей Носик уже снял с него разгрузку, и распоров куртку, перевязывал плечо. Блондин плотно сжимал губы и старался не кричать от боли. Когда Михаил стал напротив него, он повернул к нему испачканное лицо. Серые глаза стального оттенка смотрели дерзко, на открытом плече красовался характерный трезубец.
— Ты кто? — коротко спросил Бойкич. — Какого хрена вы начали по нам стрелять?
— Да пшел ты! — зло выплюнул блондин. — Вам все одно не жити. За всих хлопцив видповисте, кацапы.
Михаил неожиданно для себя самого пнул хама под ребра, тот скорчился и захрипел.
— Ты не забыл, рожа бандеровская кто первым стрелять начал? — атаман нагнулся и впился взглядом в лицо парня. — Наш разговор только начинается, и ты ответишь мне все вопросы.
Потом Бойкич резко поднялся и, глянув на удивлённого Потапова, приказал:
— Тащите его к крайнему вагончику и глаз с него не сводить. Пить не давать! Лейтенант, пошли со мной, — они отошли за машину, — Ничего еще странного здесь не обнаружил?
— Знаешь, есть — оружие у них в разнобой. Часть стволов откровенно старые, а вот некоторые как будто от серьезных людей. Но форма на всех одинаковая.
— Мамонов где?
— На крышу с Туполевым послал — посмотреть из чего по нам шмаляли. Не нравится мне все это, командир, сваливать надо отсюда.
— Тогда вызывай всех бойцов и прочеши всю местность. Я пока займусь пленным.
После этого он столкнулся с Мамоновым старшим, вернувшимся с крыши, и объяснил, что предстоит делать. Тот в ответ нахмурился, но ничего не сказал. Они пошли в сторону пленного, и отогнали Носика собирать трофеи. Сергей на них странно посмотрел, но также промолчал. Времена гуманизма, похоже, прошли окончательно и бесповоротно, никто за чужака вступаться не захотел.
— Эти казавры где-то сумели надыбать «Корд», — успел сообщить Петр, — но ничего умнее не придумали, как стрелять длинными очередями, поэтому ленту у них вскорости заклинило, да конкретно. Затем, наверное, запаниковали и высунулись на рожон. Но у меня такое впечатление, атаман, что изначально позицию грамотные люди готовили.
Михаил задумчиво кивнул, вопросов становилось еще больше, подошел к пленному и приподняв блондина за шкирку, произнёс:
— Ты знаешь, кто этот парень? Посмотри на его оружие.
Пленный бандит перевёл взгляд на тюнингованный донельзя АК-74. Бывший спецназер оказался любителем оружейных «трансформеров». Это Бойкич еще заметил по старой «Мосинке», которую фермер изменил до неузнаваемости. Вот и здесь он каким-то Макаром успел установить на оружие коллиматорный прицел, рукоять, и также был заменён стандартный приклад на более удобный телескопический. Обычный армейский Калаш в итоге смотрелся как некая вундервафля, и его вид пленного заметно впечатлил. Любят мужики мужские игрушки.
— Так вот, бандерня, это бывший боец спецназа. На Донбассе он работал в «эскадронах смерти» группы «Вагнер». Ты, наверное, слышал о таких?
Пётр подхватил игру командира, доставая из-за «закромов родины» огромный тесак, начал слегка поигрывать им. Круглое лицо устюжанина скривилось в нехорошей улыбке.
— Он умеет развязывать любые языки. Такие мастера могут убивать часами и, поверь мне, делать это будут очень больно. Традиции НКВД, понимаешь.
Михаил проговаривал слова показательно спокойно и размеренно, затем присел напротив вожака дорожных бандитов, при этом меланхолично жевал во рту соломинку, внимательно наблюдая за реакцией блондина. Тот ещё держался, но в глазах понемногу начали наливаться тоской. Можно было дожать бандита и просто словами, но у них не было времени на гуманные сантименты. Поэтому Бойкич резко выхватил прихваченный с собой кусок арматуры и что есть сил заехал по больному плечу бандита. Тот ожидаемо завопил, упал, как мешок дерьма на землю и стал крутиться по грязи от боли.
— Говори, сука! Сейчас мы тебя на куски будем кромсать и солью посыпать! Ты будешь сутки дохнуть и все равно нам все расскажешь! Говори!
Его выкрик, более похожий на звериный рык, пробрал даже Мамонова. В их сторону рванулся, было лейтенант, но остановленный яростным взглядом командира, ушёл за балок. Блондинчик быстро сломался и начал говорить, поначалу немного бессвязно, бойко и часто не по делу. Ему дали воды, прикурили сигарету, найденную в кармане его разгрузки, потом подозвали Потапова. Бойкич держал в руках во время допроса цифровой диктофон и записывал показания. Картина же вырисовалась довольно неординарная. Витя Хазов был прав, основной состав бандитской группы состоял из бывших страйкболистов города Минска, которые придерживались радикальных националистических взглядов и использовали, казалось бы спортивные занятий для боевой подготовки.
Во время катастрофы они находились за городом, на своей тренировочной базе, упражняясь в старом военном бункере, заброшенном еще со времен Союза. Микола Фурив был родом с Ивано-Франковска, после второго Майдана вступил в Правый Сектор и даже успел немного повоевать на Донбассе. Затем некие спецслужбы дернули его в Беларусь, працевать инструктором по страйкболу. Хотя на самом деле кураторы обучали юных змагарей настоящему военному делу. Мамонов после этих слов западенца только криво усмехнулся. Правосеки на Донбассе больше прославились репрессиями и преступлениями, нежели успешными боевыми действиями.
Видимо, это подземелье спасло нациков от всеобщей гибели. Пробухав от накатившего стресса первые два дня, отряд разделился. Часть из них
