— Да. Мы там все сожгли. Всё. И всех — жили там одни гады. Вот такими окольными путями, друг мой, я достаю людей из тюрьмы, — развеселилась я, радуясь, что тоже могу похвастаться кой-какими приключениями.
От Мелисандра исходила такая бешеная, такая свободная, солёная, что ли, энергетика, что рядом так и хотелось превратиться в героиню приключенческих романов.
Глаза белобрысого авантюриста странно засверкали.
— Прям-таки сожгли? Разве камень горит? — подозрительно нахмурился он.
— О, если пламя магическое — все горит. Еще как горит. Почти как и от драконьего, — кивнула я.
— А кто это у вас магическим пламенем промышляет? — как мне показалось, обиженно буркнул Кес.
— Ммм… проще всего сказать, что мой друг Дахху, — задумалась я. — Вернее, не совсем он, но идея, как я понимаю, была его. И большая часть исполнения — тоже. Я могу рассказать вам всю эту историю по порядку, если у вас есть время, — я выжидательно оглядела Шлэйлу и Мелисандра.
После моих слов о Дахху взгляд Кеса резко потух…
— Правда, что ли, пятый элемент твоей загадки был под курганом? — расстроилась я.
Он кивнул.
— Мне жаль, Мелисандр. А что это хоть было?
Он поколебался. Лицо его по очереди выразило печаль, потом недоумение, потом странное облегчение:
— А, неважно! Теперь мне кажется, что я слишком всем этим увлекся, знаешь, — он вдруг замер, будто прислушиваясь к некоему внутреннему голосу. Потом целеустремленно кивнул: — Да, точно! Пора, прах побери, взять небольшой перерыв, — он с размаху шлепнул меня по плечу, чуть не уронив с зашатавшейся лавки. — Ну что, Ти, поможешь нам с Ол`эном обустроиться, а?
— Да уж, это надо сделать поскорее… — я поковыряла тарелку с мясом. Ну, предположительно с мясом. Из кого или из чего на самом деле было приготовлено сие невразумительное блюдо, я даже предположить не могла. Вполне вероятно, из отходов производства соседней кожевенной лавки.
Но ярко-оранжевая ташени вдруг прервала мои благие намерения. Птичка весело впорхнула в приоткрытое окошко зала и, чирикнув, плюхнулась мне в руки, после чего классически развалилась, даже без последнего прощай.
«НОВОСТИ ИЗУМИТЕЛЬНЫЕ! — гласила записка. Огромные буквы заставили меня нервно сглотнуть. Чтобы Дахху писал так крупно… Ой-ой. — МЫ ПРОВЕЛИ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ЭКСПЕРИМЕНТОВ — И ТЕПЕРЬ СОВЕРШЕННО ОЧЕВИДНО, КАК УНИЧТОЖИТЬ ПУСТОТУ ОДНИМ МАХОМ! Я СЧАСТЛИВ!»
Я разулыбалась этому радостному «я счастлив». Дахху, милый Дахху.
— Простите, ребята, — я, прикусив губу, повернулась с Мелисандру и Ол`эну, — мне все-таки сейчас придется уйти. Но! Кадия из Дома Мчащихся — вы оба ее помните, верно? Уверена, она вам поможет, — я кинула быстрый взгляд на часы. Шесть. Прекрасно, как раз закончился рабочий день у чрезвычайников.
Я накарябала короткую записку для Кадии, вручила ее Мелу.
— Эх, Ол`эн! — патетически возвел очи к небу господин Кес. — Вот так вот, Ол`эн! Летишь к ним навстречу, привозишь подарки — ты ведь получила ту чудесную гальку, да? — спасешь друзей. А они! Вероломные, бесконечно вероломные!
Рыбьеголовый в капюшоне только согласно покивал.
— Да ладно вам… — протянула я. — Ну не обижайтесь. Давайте я вас завтра ужином угощу, договорились? Выбирайте место, в какое хотели бы сходить.
— А теперь она хочет нас купить! — страшный шепот Кеса разнесся на весь зал, — Приплыли!
Но Ол`эн лишь повернул ко мне табличку с текстом:
— «В «Светоч», пожалуйста».
Я не удержалась от смешка. Молчун Шлэйла сходу выбрал самый дорогой ресторан в Шолохе. Такой жутко рафинированный, что я бы никогда в жизни туда не пошла. Сами знаете: эти белые скатерти, восковые официанты, заковыристые названия и малюсенькие порции на огромнейших тарелках.
— «Светоч» так «Светоч», — согласилась я. — Увидимся. Я очень рада вас видеть, дорогие мои Тинав и Ол`эн.
Мы чокнулись на прощанье подтекающими деревянными кружками (пить, правда, не стали — к праху суеверия, когда на кону стоит целостность твоего желудка), и я выбежала из таверны.
ГЛАВА 24. Наобум
Дахху допустил одну неприятную оплошность.
Даже странно: я думала, период подобных ошибок в наших отношениях давно миновал. Но, видимо, друг был слишком взбудоражен из-за новостей о Пустоте. Так или иначе, он забыл указать адрес в своей оранжевой ташени.
Я тоже хороша. Сначала выскочила из «Жеваных тапок», бросив там ни в чем не повинных Мела и Шлэйлу, и только потом сообразила, что понятия не имею, куда бежать для получения подробностей. Марах, как назло, остался дома. Ближайшая общественная голубятня располагалась далеко. Крякнув и почесав затылок, я решила действовать своим любимым способом — наобум.
О, великая сила «наобума»! Иногда мне кажется, что все самое лучшее в моей жизни случается благодаря ей. В школе я наобум выбрала тринап как спортивную дисциплину — и потом навсегда влюбилась в эту бешеную игру с битой, лассо и твердым кожаным мячиком. Наобум я решила пойти в Иноземное ведомство тем утром, кода мне сообщили, что я принята на должность Ловчей. На учебу к магистру Орлину родители отдали меня тоже наобум: мол, разумный вроде дедок, мудрый, доброжелательный, да и дочка Мчащихся к нему идет, чем не вариант?
Помнится, и с самой Кадией я тоже подружилась случайно.
Поместья Мчащихся и Страждущих обретаются по соседству. Моя младшая сестрица, Айрилинн, все детство грезила стрельбой из лука. Еще читать как следует не умела, а уже тренировалась стрелять целыми днями, без устали, до стертых изнанок локтя, до мозолей на пальцах.
Вот только одна беда — большинство ее стрел поначалу улетало далеко за высокий забор Мчащихся и во что-то там втыкалось. Преимущественно — в чужие деревья. Но однажды — в огромного игрушечного волка, с которым Кадия играла во дворе (хорошо, что не в саму Кад — думаю я сейчас).
Мамочка Кадии, бывшая свидетельницей этого безобразия, схватила дочурку в охапку и побежала к нам ругаться. А если госпожа Луция кем-то недовольна — пиши пропало! Эти жены высокопоставленных чиновников умеют испортить другим жизнь. Ну да вы и сами знаете.
Мне тогда едва исполнилось семь лет, но появление кадиной мамы я помню очень четко. Она ворвалась в наш дом, как миражный пустынный шувгей: внешне все спокойно, но глаза мечут молнии, такие яростные, злые, что даже ненароком в них загляни, не будучи виноватым — и все, сердце выгорело до желудочков.
Леди Луция исходила желчью и ядом часов двести подряд, как мне тогда показалось (на самом деле — десять минут). Моя мама, госпожа Драссен (тоже не подарок, как и все придворные дамы) отвечала ей взаимностью по каждому пункту. Наша уютная лазоревая гостиная превратилась в поле брани, и домашняя прислуга, охая и ахая, спешила скрыться кто куда, пока не засосало в неприлично громкий скандал. Битва шла два на два, потому что обе женщины разжились дочурками моральной поддержки ради.
Только моя ближайшая и дражайшая, кажется, перепутала. Взяла на сражение не Айрилинн, виновницу всех проблем, а меня. Видимо, кто под руку первый попался. Как раз наобум, понимаете?
Мама выставила меня вперед, как щит, и прикрывалась мною на особо опасных обвинительных виражах. Я тихонько закатывала глаза от ужаса и очень жалела, что не знаю заклинания «провала сквозь пол». Госпожа Луция, меж тем, крепко вцепилась в плечо уже тогда боевитой Кад, и, наоборот, еле удерживала девочку от того, чтобы та не кинулась на меня рассерженной кошкой.
Когда скандал взрослых поутих, и какое-никакое, а перемирие было достигнуто, леди Мчащаяся по ошибке отцепилась от кружевного воротника Кадии. Та, как натренированный боевой петушок, мгновенно бросилась на меня, капканом расставив пальцы. Мысль о сладкой мести за волка подсвечивала ее пронзительно голубые глаза…
Кадия вцепилась мне в косы, повалила на пол — и мы верещащим, вопящим клубком покатились в сторону двери на летнюю террасу. Быстро — не без хруста накрахмаленных платьиц — миновали высокий порог и вывалились на дощатый пол террасы. Не сбавляя темпа, прокатились до порога и, с утроившимися визгами, слетели вниз по ступенчатому крыльцу.
