силах его вынести. Он ничего не произнес вслух, но Хизаши казалось, он может услышать его холодный голос, который непременно напомнит о том, что цель важнее личной неприязни. Ну или что-то в том же духе. Хизаши понимал это, но какая-то его часть будто специально нарывалась на драку, то ли по старой привычке – всем известно, что с первого дня знакомства Джун был объектом для его насмешек, – то ли из странного желания наказать себя чужими руками. Хизаши не нравилось ощущать себя так, но чувств в душе становилось все больше, и один он не мог с ними сладить. Прежде он не задумывался, почему люди так боятся одиночества, ведь он всегда, сколько себя помнил, был один. А секрет прост: чувства не приносят боли, если их делить с кем-то, дарить и получать в ответ, разделять дурные и приумножать хорошие. Одному тяжело. Одному плохо.
Все говорят, что между ними с Кентой есть связь. Может ли быть, что это та самая ниточка, по которой они передают друг другу свои чувства? Если так, то Хизаши надеялся, что друг сейчас ощущает его тоску и знает, что должен бороться.
Должен вернуться и разделить с Хизаши то, что ему невыносимо нести одному – груз чувств, слишком большой для ёкая, притворяющегося человеком.
Новый день вошел в силу, Хизаши попытался вспомнить, сколько уже таких дней минуло с тех пор, как они с Кентой сбежали из зала Демонического меча, и у него не получилось. Он пережил встречу с Дзёро-гумо трижды, избежал смерти от нагинаты Учиды Юдая, искал помощи в Кёкан, а получил в нагрузку бывшего соученика, спасся от черного оммёдзи и раскрылся перед шаманкой. Казалось, это было так давно, что даже детали начали смываться из памяти. Потом они набрели на мертвую деревню и напали на след Куматани. И вот они снова в пути, и солнце этого дня уже теплее, чем накануне, приближается весна, и серое уныние незаметно сменяется ласковым ветерком, покачивающим тонкие ветви вишен и слив с только набухающими бутонами будущих цветов и робко раскрывающимися свежими листочками. Не так уж и давно Хизаши впервые любовался сакурой, стоя на второй площадке горы Тэнсэй, вместе с человеком, которого до последнего не желал считать другом. Потому и время сейчас тянулось бесконечной лентой, будто нарочно отдаляя их. Но сколько бы ленте не стелиться, рано или поздно покажется конец. Нужно быть сильным, чтобы встретить его с гордо поднятой головой. И, может, это цветение сакуры они снова увидят все вместе.
– Хизаши… – робкий голос Сасаки раздался рядом, юноша шел, чуть поотстав, уже какое-то время, и вот решился заговорить. – Прости Джуна, он не со зла.
– Мне не за что его прощать. Если бы я обижался на каждого, сошел бы с ума.
– Я лишь хотел сказать, что он по-своему переживает за Кенту, и ты можешь высмеять меня, но у вас с Джуном тоже есть связь, пусть и не такая, как с Кентой. И узнать правду так… Он ударил тебя, потому что не умел найти другой способ справиться с …
– Разочарованием?
– С обидой, – поправил Сасаки. – Уверен, он не разочарован в тебе, он обижен, что оказался недостаточно хорошим другом, чтобы узнать все от тебя.
– Что за глупости? – опешил Хизаши. – С чего бы мне было это делать?
– А ты подумай. И поймешь.
Сасаки ускорил шаг и поравнялся с Чиёко, она держалась от юношей-оммёдзи на расстоянии, погруженная в своей мир, понять который они не могли. Свет от полуденного солнца был ярким почти по-летнему, но пока грел недостаточно, и девушка зябко ёжилась, становясь от этого еще более маленькой и хрупкой, даже рядом с Аратой, который ростом едва возвышался над ней, а в плечах был шире всего ничего. Со спины они походили на брата и сестру, особенно, когда она повернулась к Арате и позволила втянуть себя в разговор, даже пару раз улыбнулась. А Хизаши будто бы видел на ее месте противного мальчишку, которым она притворялась, чтобы выжить в этом мире, недружелюбном не только к ёкаям, но и к людям. Томоё был ее защитой так же, как Мацумото Хизаши был защитой для серебряной змейки, вдруг покинувшей уютные корни родной сосны.
А потом Хизаши почувствовал – кто-то приближается.
Они двигались цепочкой – впереди Юдай, за ним Мадока, Сасаки и Чиёко держались рядом в центре, Хизаши отставал, – вскоре собираясь свернуть с дороги на параллельный, но менее удобный путь. К управлению Дзисин, что должно было к вечеру показаться впереди, Мадока выйдет один, остальные дождутся в отдалении. К обочине подступал молодой сосновый лесок, начавшийся недавно – этот отрезок пути пролегал вдали от поселений, но вскоре должны были начаться поля, темные и пустые до начала посевов. Впереди и сзади все просматривалось на несколько ри вдаль, и все же Хизаши насторожился и принялся оглядываться по сторонам, этого никто не замечал, пока он не произнес:
– Стойте. Мы тут не одни.
С этими словами зашуршала сухая хвоя под чьими-то ногами, Юдай направил острие нагинаты в ту сторону, и из-за деревьев на обочину выскочила женщина: платок сбит, волосы в беспорядке вывалились из-под него, прилипли к красному от бега лицу, на котором застыла гримаса ужаса. Когда ее заполошный взгляд остановился на группе незнакомцев, она вскрикнула и рухнула на колени, да так резко, что Хизаши поморщился, будто ему самому стало больно.
– Мой сын! Помогите моему сыночку! – зарыдала женщина и распласталась в пыли. – Помогите, ради всех богов!
Она говорила что-то еще, но за судорожными рыданиями сложно было разобрать. Чиёко первой бросилась к женщине и опустилась на колени возле нее.
– Госпожа, что случилось? Госпожа?
– Мой сыночек!.. Мой мальчик!
– Что с вашим сыном? – Чиёко прикоснулась к вздрагивающей спине и отдернула руку. Хизаши до последнего не желал приближаться, но реакция шаманки заинтересовала его. Когда они сгрудились вокруг рыдающей женщины, та все-таки нашла в себе силы объясниться. Выходило, что она с ребенком держала путь из небольшого храма, чтобы помолиться за здоровье мужа, а теперь возвращалась короткой дорогой, но малыш заигрался и, вырвавшись вперед, пропал. Женщина, представившаяся Наоко, свернула с тропы, чтобы догнать его, а после случилось непредвиденное: ребенок вдруг провалился под землю. Наоко попыталась вытащить его, но в темноте увидела нечто ужасное.
– Это был какой-то монстр! – она схватила Сасаки за руку. – Он сожрет моего мальчика! Помогите ему, заклинаю!
– Далеко это? – спросил Юдай.
– Я… не знаю. – Наоко бросила отчаянный взгляд на единственную здесь девушку в поисках поддержки. – Я бежала…
Наоко оглянулась через плечо, и тело ее прошила дрожь. Что бы она ни увидела там, в молодом сосновом лесу, оно правда ее
