ГЛУМОВ. Куда девался шеф? Я пытаюсь связаться с ним весь день, и без всякого толку.
Я. Шеф в командировке, вернется не скоро.
ГЛУМОВ. Очень жалко. Он мне позарез нужен. Я бы очень хотел с ним поговорить.
Я. Сделай письмо. Ему перешлют.
ГЛУМОВ (поразмыслив). Долгая история. (Эту фразу я помню точно.)
Я. Тогда скажи, что ему передать. Или как с тобой связаться. Я запишу.
ГЛУМОВ. Нет. Мне непременно лично.
Больше ничего существенного сказано не было. Точнее, я не помню.
Хочу подчеркнуть, что в то время я знал о Т. Глумове только то, что он уволился по личным обстоятельствам и убыл к жене на Пандору. Именно поэтому мне не пришло в голову выполнить самые элементарные действия, а именно: зарегистрировать разговор; установить канал связи; поставить в известность Президента и т.д. Могу добавить только: у меня сохранилось впечатление, будто Т. Глумов находится в помещении, освещенном естественным, солнечным светом. Видимо, в этот момент он находился на Земле, в восточном полушарии.
Сандро Мтбевари.
Конец документа 22.
Президенту сектора
«Урал—Север» КК-2
Д а т а: 23 января 201 года.
А в т о р: М. Каммерер, начальник отдела ЧП.
Т е м а 060: Т. Глумов, метагом.
Президент!
Мне нечего Вам сообщить. Встреча не состоялась. Я прождал его на Красном Пляже до темноты. Он не явился.
Конечно, не составило бы труда отправиться к нему домой и подождать его там, но мне кажется, это было бы тактической ошибкой. Ведь он не имеет целью морочить нас. Он просто забывает. Подождем еще.
М. Каммерер.
Конец документа 23.
КОМКОН-1
Председателю комиссии
«Метагом»
Комову Г.Ю.
Мой Капитан!
Препровождаю тебе два любопытных текста, имеющих прямое отношение к предмету твоего нынешнего азарта.
ТЕКСТ 1. (Записка Т. Глумова, адресованная М. Каммереру.)
Дорогой Биг-Баг!
Я кругом виноват. Но готов исправиться. Послезавтра, 2-го, ровно в 20.00 НЕПРЕМЕННО буду дома. Жду. Гарантирую лакомства и обещаю все объяснить. Хотя, как я понимаю, особой необходимости в этом пока нет.
ТЕКСТ 2. (Письмо А. Глумовой, адресованное М. Каммереру, вместе с запиской Т. Глумова.)
Уважаемый Максим!
Он попросил меня переслать Вам эту записку. Почему он сам не послал ее Вам? Почему просто не позвонил Вам, чтобы назначить свидание? Ничего этого я не понимаю. Последнее время я вообще редко его понимаю, даже когда речь идет о самых, казалось бы, простых вещах. Зато я знаю, что он несчастен. Как и все они. Когда он со мной, он мучается скукой. Когда он там, у себя, он обо мне тоскует, иначе он бы не возвращался. Жить так ему, разумеется, невозможно, и он должен будет выбрать что-то одно. Я знаю, что именно он выберет. Последнее время он возвращается все реже и реже. Я знаю его собратьев, которые и вовсе перестали возвращаться. Им больше нечего делать на Земле.
Что касается его приглашения, то, конечно, я рада буду Вас увидеть, но не рассчитывайте, что он будет. Я – не рассчитываю.
Ваша А. Глумова.
Разумеется, Каммерер пошел на свидание, и, разумеется, Т. Глумов не явился.
Они уходят, мой Капитан. Собственно говоря, они ушли. Совсем. Несчастные, и оставив за собой несчастных.
Человечность. Это серьезно.
Как все это не похоже на те апокалиптические картины, которые мы рисовали друг другу четыре года назад! Помнишь, как старик Горбовский, хитро улыбаясь, прокряхтел: «Волны гасят ветер…»? Все мы понимающе закивали, а ты, помнится, даже продолжил эту цитату с видом многозначительным до кретинизма. Но разве поняли мы его тогда? Никто из нас не понял. И теперь, мой Капитан, когда они ушли и не вернутся больше, мы все вздохнули теперь с облегчением. Или с сожалением? Я не знаю. А ты?
Твой Атос.
13.11.202 года.
Конец документа 24.
Максим!
Я ничего не могу сделать. Передо мной расшаркиваются в извинениях, меня уверяют в совершенном уважении и сочувствии, но ничего не меняется. Они уже сделали Тойво «фактом истории».
Я понимаю, почему молчит Тойво, – ему все это безразлично, да и где он, в каких мирах?
Я догадываюсь, почему молчит Ася, – страшно сказать, но ее, видимо, убедили.
Но почему молчите Вы? Ведь Вы любили его, я знаю, и он любил Вас!
М. Глумова.
30 июня 226 года. Нарва-Йыэсуу.
* * *
Как видите, я не молчу больше, Майя Тойвовна. Я сказал. Все, что мог, и все, что сумел сказать.
