Поначалу казалось, что стрелы летят со всех сторон. Но, мельком оглядев убитых, и заметив, что уцелевшие оказались по одну сторону с ним, Пахомий сообразил — ближайшая опушка менее опасна. Конечно, там могла таиться засада, но выбора не оставалось. Не разгибаясь, он подхватил под руку раненого товарища, махнул другому, и рванул в лес. Две или три стрелы метнулись вдогонку, но ткнулись в деревья. Тьма спрятала монахов, как до этого скрывала нападавших.
Спустя некоторое время, на поляну выехал небольшой отряд. Всадников было тринадцать. Словно псы, учуяв покойника, сразу забеспокоились лошади. На людей же гроб впечатления не произвёл. Они спешились, после чего безо всяких приказов распределились. Трое остались с животными, ещё трое выдвинулись в дозор, а остальные подошли к гробу. Кудеяр сдвинул крышку и нахмурился.
Застывшими глазами на сером безжизненном лице, Варунок спорил о чём-то с луной. Луна медленно отступала, глаза оставались неподвижными.
— Не уберёгся, князь, — заметил Кудеяр с сожалением.
Он нашёл не совсем то, что искал и только прибавил себе хлопот. Бросать тело здесь, ему казалось неправильным. Мёртвого княжича следовало бы доставить отцу. Но это означало потерю ещё одного-двух дней. Что плохо. Отряд и без того слишком далеко ушёл от привычных степей, слишком долго бродил оторванным от родных мест, где заботы вовсе не дожидались спокойно его возвращения.
Но делать нечего.
До утра оставалось часа четыре. Кудеяр закрыл гроб и присел на траву. Его воины молчали. Атаман сделал знак, и воины принялись за дело.
Лунный свет позволял обойтись без огня. Для начала выпотрошили оставленные монахами мешки. Нашли немного еды, одежду, кое-какие доспехи. Ничего особенного. Бывших хозяев оттащили в сторону, обыскали. Забрали оружие, деньги, печати. У Жменя, припрятанную на груди, обнаружили грамоту. Её тут же передали атаману.
Кудеяр попытался разобрать буквы, но вдруг краем глаза, заметил, как крышка гроба шевельнулась. Заметил не только он, все, кто находился сейчас на поляне, замерли. Обменялись взглядами и поняли, что всем одновременно такое причудиться не могло. А крышка, словно устраняя сомнения, шевельнулась ещё раз.
Как бы не храбрились вольные люди, как бы не считали себя тёмным воинством, состоящим чуть ли не в родстве с самим дьяволом, а мертвецов, поднимающихся ночью из домовин, побаивались и они. Первым дрогнул и побежал недавний новик, за ним бросились остальные. В позорное бегство вовлеклись и лошади вместе со сторожами. Атаману не оставалось ничего другого, как последовать за отрядом.
Он остановил людей у дороги и настоял на возвращении. Кого пристыдил, другого облаял, но привёл в чувство всех.
Когда они вернулись, и, выставив клинки, осторожно подступились к поляне, гроб лежал пустым, а княжича нигде не оказалось. Ни живого, ни мёртвого. Воины быстро осмотрели прилегающий лес. Ничего.
Кудеяр посчитал за лучшее больше не медлить.
— Домой, — сказал он, взбираясь в седло.
Городец Мещёрский.
Всякий раз, когда Заруба не соглашался с княжескими приказами, он отправлялся в корчму Байборея, или напивался где-нибудь ещё. Теперь же, получив запрет на вывод полка из города, напротив, оставил легкомыслие и занялся укреплением обороны. Однако это вовсе не означало, что приказ пришёлся ему по душе. Заруба, вроде бы смирился, во всяком случае, взялся за подготовку обороны с редким для него рвением, но мысль работало в ином направлении. Воевода искал лазейку.
В отсутствии Лапши, князь поставил его сразу на две крепости — Главную, окружающую княжеский двор и Сынтульскую, что прикрывала московское направление. Не рассчитывая на один только свой полк, Заруба поднял ополчение. Затем, подумав ещё, отправился в окрестные слободки набирать добровольцев. Люди поднимались охотно. Что за напасть случилась, мало кто из них понимал. Ходили непонятные слухи о степняках, о московских происках. Но воеводе доверялись и без подробностей. Знали, Заруба осторожен как волк и зря их головы не подставит. В итоге, стены обоих крепостей кишели вооружёнными людьми.
Ответственность разом за две твердыни навела его на мысль, оставить в каждой по заместителю. Спичке он поручил Главную крепость, а опытного дружинника по прозвищу Ворот поставил руководить Сынтульской. Затем, якобы для того, чтобы производить вылазки, Заруба занялся созданием летучего отряда. Отобрав два десятка дружинников, он добавил к ним самых отчаянных головорезов из числа верховых добровольцев, и получил хорошо вооружённый полуполк конницы.
Теперь, если бы Уку, вдруг пришло в голову отыскать воеводу, Спичке следовало отвечать, что тот только-только выехал в Сынтул, а Вороту, соответственно, приказано было отсылать всех в Главную крепость.
Устроив всё таким образом, Заруба с летучим отрядом тайно ушёл к Сосновке.
Мещера. Окрестности Вурдово.
Варунок очнулся посреди малинника. По исцарапанной колючками руке ползали мухи. Собирали сукровицу и с жужжанием дрались между собой за лучшие места. Другие искали съедобное на лице и жуткой щекоткой разбудили княжича окончательно.
Утреннее солнце тщетно пыталось поднять кого-нибудь ещё. Но кроме ровного гула мух и слабого шелеста листьев, лес не издавал ни звука. Варунок попробовал встать и едва не упал: в голове воцарился какой-то кусачий туман, ноги слушались плохо, а во рту лениво шевелился распухший язык. Юноша не смог вспомнить ни где находится, ни как попал сюда. Вроде бы среди ночи ему захотелось отойти по нужде. Отойти? Откуда?
Он тряхнул рукой, сгоняя настырных мух. Те, покружив немного и, в конце концов, поняв, что пиршество прикрылось, отправились восвояси. Но не разлетелись, а плотной стайкой устремились в одном направлении. Варунок проводил их взглядом и заметил дорожку примятой травы, уходящей туда же.
Его собственный след? Или тех, кто затащил его в малинник? В любом случае стоило проверить. Больше идти всё одно некуда.
Сохраняя с великим трудом равновесие, точно покидающий корчму поздний гость, он отправился за мухами. Всего через дюжину шагов след вывел его на поляну. Первое, что бросилось в глаза, был гроб с лежащей рядом тяжёлой крышкой. Где-то он такой уже видел, но вот где и при каких обстоятельствах, припомнить не смог. Всюду валялись вещи и пустые мешки, словно кто-то спешно покидал поляну, не успевая собраться. Мухи пристроились здесь же, на монахах, что лежали рядком в стороне. Монахов было трое, и от мух они не отмахивались. В одном из них юноша узнал своего мучителя. Кажется, его звали Жмень.
Нутро вдруг дёрнулось, а рот наполнился желчью. Варунок, пошатнувшись, сплюнул. Голова по-прежнему разрывалась, вдобавок ему жутко захотелось пить. Среди груды полезных вещей воды не нашлось.
